Два рассказа

Искренно отказывался: "Товарищ Сталин! Я никогда не работал в штабах, даже в низших", - и сразу на Генеральный? За 45 лет никакого военно-академического, оперативно-стратегического образования не получал - как можно честному простому кавалеристу справиться с Генштабом, да при нынешнем многообразии родов войск и техники?

А ещё ведь боязно, знал: начальники Генштаба стали меняться по два в год: полгода Шапошников, заменили Мерецковым, теперь сняли Мерецкова и, говорят, посадили, - а теперь тебя?.. (И такая же чехарда в Оперативном управлении Генштаба.)

Нет, принять пост! И ещё - кандидатом в члены ЦК. Каково доверие!

Очень тёплое, ласковое впечатление осталось от того сталинского приёма.

Вот тут-то - и главная трудность мемуаров. (Хоть вообще брось их писать?..) Как о главе правительства, Генеральном Секретаре партии и вскоре Верховном Главнокомандующем писать - генералу, который часто, много соприкасался с ним в Великую Войну, и в очень разных настроениях Верховного, - и даже стал его прямым заместителем? Участнику той войны поверить нельзя, как с тех пор Верховного развенчали, балабаны, чуть не оплевали разными баснями: "командовал фронтами по глобусу..." (Да, большой глобус стоял у него в комнате рядом с кабинетом - но и карты же висели на стене, и к работе ещё другие раскладывались на столе - и Верховный, шагая, шагая из угла в угол с трубкой, подходил и к картам, чтобы чётче понять докладываемое или указать требуемое.) Сейчас вот главного озорного пустоплёта и самого скинули - по шапке и по шее. И, может, - постепенно, постепенно восстановится почтение к Верховному. Но в чём-то нанесен и непоправимый ущерб.

И вот ты, если не считать членов Политбюро, соприкасался с Ним тесно и, как никто, профессионально. И бывали очень горькие минуты. (Когда сердился, Сталин не выбирал выражений, мог обидеть совсем незаслуженно, барабанную нужно было шкуру иметь. А погасшая трубка в руке - верный признак беспощадного настроения, вот сейчас обрушится на твою голову.) Но бывали и минуты - поразительного сердечного доверия.

И - как теперь написать об этом честно и достойно?

Тут ещё то, что смежность в самые напряжённые - и обманувшие! предвоенные месяцы связала же вас и смежной ответственностью: Верховный ошибся? промахнулся? просчитался? - а почему же ты не поправил, не предупредил Его, хоть и ценой своей головы? Разве ты уж вовсе не видел, что от принятой в 30-х годах повелительной догмы "только наступать!" на всех манёврах, и в 40-м - 41-м, наступающая сторона ставилась нарочито в преимущественное положение? Ведь - мало занимались обороной, и уж вовсе не занимались отступлениями, окружениями - такого в голову не приходило, - и ведь тебе тоже? И пропустил такое сосредоточение немецких сил! Да ведь всё летали, летали немецкие самолёты над советской территорией, Сталин верил извинениям Гитлера: молодые, неопытные лётчики. Или вдруг в 1941 возгорелось у немцев искать по нашу сторону границы немецкие могилы Первой мировой войны? - ничего, пусть ищут... А ведь это - какая разведка! Но тогда казалось Жукову, что - нет на земле человека осведомлённей, глубже и проницательней Сталина. И если Он до последнего надеялся, что войну с Гитлером удастся оттянуть, то и ты же не вскрикнул, хоть и предсмертным криком: нет!!

Кто не бывал скован даже только отдалённым грозовым именем Сталина? А уж прямо к нему на приём - всякий раз идёшь как на ужас. (И всё-таки выпросил у него освободить Рокоссовского из лагеря.) Скован был Жуков ещё и от неуверенности своей в стратегических вопросах, неуместности своей в роли начальника Генштаба. А сверх того, конечно, и от крайней всегда неожиданности поведения Верховного: никогда нельзя было угадать, для чего он сейчас вызывает? И как надёжней отвечать на такие его вопросы: "А что вы предлагаете? А чего опасаетесь?" Выслушивал же доклады кратко, даже как бы пренебрежительно. Напротив, о многом, о чём Сталина осведомляли другие, он с Генштабом не делился. Жуков был для него - пожарной, успешной командой, которую Верховный и дёргал и посылал внезапно.

Грянула война - и в эти первые часы своей небывалой растерянности, которой не мог скрыть, - только через четыре часа от начала войны посмели дать военным округам команду сопротивляться, да было уже поздно, - тут же швырнул начальника Генштаба - в Киев, спасать там ("здесь - без вас обойдёмся"). Но всё Верховное командование велось наугад. И через три дня дёрнул назад, в Москву: надо, оказалось, спасать не Юго-Западное направление, а Западное. И - открылся фразой в жалобном тоне: "В этой обстановке - что можно сделать?" (Жуков смекнул дать несколько советов, и в том числе: формировать дивизии из невооружённых московских жителей много их тут околачивается, а через военкоматы долго. И Сталин тут же объявил - сбор Народного Ополчения.)