Два одиночества

— Я не уверен, что выдержу два дня. Очень хочется показать тебе, как сильно я в тебя влюбился, Виолетта. Мысли только об этом. Из-за тебя совсем голову потерял.

— Я тоже потеряла.

— Ты её давно потеряла, уж точно до встречи со мной.

Шутовской тон подарил светлые краски моему настроению, захотелось смеяться безудержно, как сумасшедшая. Феликс на меня странно влиял. С ним я забывала о жёстких рамках приличий, условностей. Тянуло взорвать к дырявым астероидам вечные правила и не бояться.

— Ты честно меня любишь?

Как глупо заставлять повторять это снова и снова, но душа требовала этих слов, бальзамом льющихся на моё израненное сердце.

— Да, Виола. Поверь.

— Даже если я веду себя странно?

Я замерла на миг. Очередной раз заставила его заговорить, так как жаждала, чтобы его голос просачивался в меня через все поры кожи, с дыханием, так глубоко, как только можно. Вот бы раствориться в этом невероятно притягательном и чарующем тембре, качаться на его волнах и наконец получить успокоение. Я любима! Невероятно, что кто-то способен меня полюбить!

— Даже тогда, хотя ты по — другому себя и не ведёшь. Только странно. Ты забавная, очень ранимая и невероятная. Ты уникальная, Виола. Ты моя.

Я шмыгнула носом, с улыбкой поняла, что нужно признаться кое в чём. Пусть знает заранее, чем потом будет обвинять, что я скрывала своё истинное лицо.

— Это не вся я, Феликс. Я никому настоящую себя не показывала.

Очередной хмык обдал тёплым дыханием макушку.

— Уверен, что в тебе еще много всего замечательного. И меня заводит мысль, что всё в тебе принадлежит только мне.

Меня всегда смешили мужчины в своей наивности. Не разберутся, а обещаниями уже кидаются.

— Я боюсь, ты испугаешься.

Я прикрыла глаза, когда ласковые пальцы нежно зарылись в мои волосы, успокаивая.

— Виола, ты же совершенно ничего не знаешь о манаукцах. Наш страх особенный. Мы боимся потерять. Я очень боюсь потерять тебя, больше ты ничем меня не запугаешь.

— Да? — усмехнулась я, воинственно глядя на грустную улыбку Феликса и вдруг отчётливо поняла, что всё — не могу больше! Это слишком эмоционально для меня, сидеть с ним рядом, нежиться в его объятиях и говорить о любви. Невероятно волшебно, и я тонула в своих взорвавшихся чувствах к Феликсу. Подняла голову и сама потянулась к его губам. Во мне было столько страхов, что не перечесть. Я словно состояла из них. И страх потери, и страх разочарования, предательства. Страх, что всё это плод моего больного воображения. Страх, страх, страх! Я же так сильно в него влюбилась, что боялась даже слово неловкое сказать!

Но попав во власть жарких губ, я просто пропала, исчезла для этого мира. Погрузилась с головой в потрясающую ласку. Моё тело оживало, открывало для меня новые чувства. Я была одним пучком нервов, только тронь и я умру, разлечусь на мелкие кусочки. И тем томительнее был пожар, полыхающий внутри меня. Я застонала, когда Феликс медленно подтянул меня за талию, заставив раздвинуть ноги и оседлать его бёдра.

Я крепко держалась за его шею, впившись в его губы как дикарка. Это был голод, самый настоящий голод. Я тихо всхлипывала, задыхалась, чувствовала пульсацию оголённых нервов, будто тиканье старинных часов, отсчитывающих секунды до взрыва. Глупость, но у меня словно бомба замедленного действия была заложена между ног. Все нервы стягивало вниз. Больно и сладко. И хотелось молить, чтобы Феликс взял меня, прямо сейчас, но страшно открыть глаза, проронить хоть слово.

Горячие ладони блуждали по моей обнажённой спине, пробравшись под тунику, всё сильнее прижимали к крепкой груди Феликса. Я поёрзала на его ногах, всхлипнула, когда особо остро стало больно от желания.

— Феликс, — жалобно позвала я любимого, понадеявшись, что он поймёт всё без слов, но он лишь зарылся рукой мне в волосы, обрушился на мои губы, терзал их языком и покусывал зубами. Я застонала, когда его пальцы пробрались под резинку домашних брюк и осторожно погладили ягодицу.

— Виола, остановись, — прошептал мне в губы Феликс, а я замотала головой.

Не желала останавливаться! Не сейчас, когда его ладонь грела холодную кожу бедра, ласкала пальцами, слегка сжимала.

— Феликс, — жалобно выдохнула его имя, припав к алым губам, крепче стиснула шею в объятиях и приподнялась на коленях, вспомнив, как он учил правильно двигаться назад-вперёд, плавно, не спеша.

Глухой стон Ангела пробежался по натянутым нервам, и всё внутри меня сжалось от желания. О да. Мне нравилось играть в эту разрушающую игру, и я мечтала пойти до конца, чтобы почувствовать его горячую плоть в себе.