Два месяца и три дня

– Никогда не слышала о Горианских играх? – спросил Максим разлюбезнейшим тоном.

– Нет, – выдохнула Арина.

– Я так и подумал, – кивнул Максим. – Пойдем.

Обхватив за талию, он увлек ее дальше, в гущу этой толпы, туда, откуда слышалась музыка. Арина увидела, что вдоль стен тут расставлены большие деревянные столы, за которыми люди едят мясо руками и пьют темное вино из металлических кубков. Она заметила, что официантки все одеты одинаково – короткие кожаные юбки, массивные кожаные браслеты, обнаженные груди, соски которых прикрыты только сомнительными темными кружками. На каждой – черный ошейник с металлическими кольцами. Они сновали между столами, спокойно реагируя на увесистые шлепки, которые им отвешивали время от времени.

– Зачем мы здесь?

– Я же сказал, хочу кое-что поснимать.

– Но что? – Ее голос сорвался.

– Сегодня здесь продажа рабыни. Редкое мероприятие в Горианских играх.

– Ты это всерьез? – еле слышно пролепетала Арина. Работорговля! Голова у нее закружилась, и какая-то вязкая дурнота подступила к самому горлу. Сейчас ее вырвет.

– Эй, Белоснежка, ну-ка, ну-ка?..

– Я хочу уйти отсюда… – глухо отвечала она. Взгляд Максима ожесточился.

– Не знаю, что ты там навоображала себе, но речь идет об игре, в которой каждый участвует добровольно.

– И рабыня? – сдавленно уронила Арина. Мимо них прошел толстый рыжий мужик в юбке-шотландке. Он отвесил что-то на английском, явно в ее адрес, но Максим тихо, спокойно сказал ему что-то, и тот в мгновение отвалил.

– Иди за мной, – и он потащил ее еще глубже, к самой сцене, откуда доносилась музыка. – Смотри.

Он указал рукой на сцену, подсвеченную сразу десятком факелов. Арина застыла, потрясенная открывшейся перед ней картиной. Музыканты не занимали сцену, они сидели сбоку маленькой группкой. На деревянном помосте стояла очень красивая смуглая девушка лет двадцати пяти, с распущенными пепельными волосами, переливающимися и блестящими в свете факелов. У стены прямо за ней возвышался большой деревянный крест в виде буквы Х, а по низкому потолку от креста до самого края помоста шла деревянная балка, в которую были вбиты крюки и какие-то железные кольца.

На одном из этих колец массивной металлической цепью была подвешена девушка. Ее обнаженные руки были закованы в широкие кожаные наручники с кольцами по всей окружности. Цепи шли от балки и закреплялись за эти кольца на наручниках девушки. Ее руки были подняты вверх и чуть назад, за голову. Цепь была натянута так сильно, что девушка не могла встать на всю ступню. Она висела, опираясь только на пальцы, и переминалась с ноги на ногу.

– Видишь ее платье? – спросил Максим, и Арина, вздрогнув, посмотрела на длинный тонкий шелк, ненадежно закрывающий обнаженное тело от жадных похотливых взглядов мужчин в этом зале. Красная ткань была почти прозрачной, и в свете факелов можно было отчетливо видеть очертания ног, контуры грудей девушки. Арина молча сглотнула, с ужасом понимая, что помимо страха и головокружения испытывает и нечто еще. Каждый короткий взгляд, коснувшийся груди под красной тканью, вызывал волну неконтролируемого возбуждения, и мышцы внизу живота невольно сокращались, реагируя на бурную волну адреналина, плывущую потоком по венам.

– Беззащитная женщина заводит, – прошептал Максим. – Посмотри на нее сбоку! Видишь, там, где у нее татуировка?

Арина, как под гипнозом, перевела взгляд на оголенное бедро девушки. Ткань закрывала ее спереди и сзади, но не сбоку. Ткань совсем не закрывала контуров ее ягодиц, частично приоткрывала красивую, упругую грудь. На левом бедре действительно имелась татуировка – что-то похожее на прописную английскую букву «k».

– Это татуировка рабыни. Замечаешь, как твое платье созвучно с камиском Ренгильды?

– Рен…? – Арина не могла оторвать взгляд от девушки, которая переступала с одной ноги на другую, выгибалась и бросала живые, заинтересованные взгляды в толпу. – Это ее имя?

– Да, это ее имя, когда она стала рабыней. Если бы ты, предположим, решила стать здесь рабыней, ты бы тоже могла выбрать его себе.

– Что? – Арина выдохнула и почувствовала, как кровь отлила от лица.

– Эй-эй! Я только сказал – если! Твое платье весь вечер наводит меня на самые темные мысли. Что можно было бы сделать с тобой тогда.

– Если бы я была рабыней?

– Да, если бы ты была моей рабыней, – улыбнулся Максим, и Арина вдруг с ужасом поняла, что именно этого он и хочет.

– И ты хочешь сказать, что эта несчастная в камиске висит здесь по доброй воле?

– Эта несчастная в камиске могла бы в любую минуту уйти отсюда, как и от своего хозяина, что решил выставить ее на продажу. Ты разве не знаешь, дорогая моя Арина, что в Англии рабство давно отменено. Она висит тут, на этих цепях, потому что нет более острого чувства для женщины, как чувство полной беззащитности, полного отсутствия контроля над ситуацией. Смотри! Она ищет в зале своего будущего хозяина, она старается показать свое тело с лучшей стороны, чтобы претендентов было побольше.

– Но зачем ей это? – потрясенно спросила Арина.