Скучно сидеть под тентом. Надо решиться и прогуляться по знойной пустыне. Быть может, не все замерло и что-нибудь есть живое. Здесь нет цикад, зато раздаются странные птичьи крики светлокрылой кобылки-пустынницы. Она единственная способна вынести такую жару. Самки, я знаю, забрались под кустики, а самцы взлетают, совершая замысловатые зигзаги: над землей не так жарко, как на ее поверхности, и в полете кобылка остывает.
Долго хожу за одной кобылкой. Она не желает улетать с облюбованного места… Это ее территория. Лишь один раз уносится далеко к кустикам саксаула, но вскоре возвращается обратно.
Иногда над саксаулом с жужжанием проплывают большие золотисто-зеленые златки-юлодии и грузно падают на его ветки. Златки — дети солнца и тоже, как и светлокрылые кобылки-пустынницы, не боятся жары.
И больше нет никого. Пустыня мертва. Даже муравьи-бегунки спрятались в свои подземные убежища. Но вот из-под кустика терескена выбегает клещ гиаломма азиатика. Учуял меня, не выдержал, не испугался жары. Ждал, наверное, такой встречи с самой весны, почти два месяца. Сейчас наступил решительный момент в его жизни. И клещ мчится изо всех сил на своих полусогнутых ногах. Возле меня конец его пути. Но я отхожу на несколько шагов в сторону.
У клеща отличнейшая ориентация. Он моментально поворачивается и бежит ко мне с еще большей быстротой. Но почему-то вскоре сбился, закружился на одном месте, лихорадочно замахал ногами и вдруг скрючился, застыл, замер. Неужели потерял меня, заблудился?
Я трогаю прутиком клеща. Он мертв, погиб от несносной температуры, сжарился на перегретой земле, такой горячей, что к ней нельзя прикоснуться руками.
А солнце полыхает, залило все нестерпимо ярким светом, во рту пересохло, хочется пить, и в глазах мелькают какие-то красные полосы. Нет, надо спешить к машине и прятаться, чтобы не уподобиться несчастному клещу, так неосторожно решившемуся на безумную попытку расстаться со спасительной тенью.
Удивительны контрасты климата пустыни. Вчера у подножия голых гор Богуты мы, надев ватники, зябко жались к костру, сложенному из сухих веточек полыни, поглядывали на серое небо и мечтали о тепле. А сегодня на небе ни облачка, горы заволокло дымкой, яркое и жаркое солнце немилосердно раскалило землю.
Кончаются запасы воды, и мы перебираемся в далекие роскошные тугаи по речке Чарын. В тугаях — тень, прохлада, но рядом с ними, на голой глинистой площадке, земля жжет ноги через подошвы ботинок. Хорошо бы перебраться в тень развесистого ясеня, но надо терпеть, разгадывая поведение красноголового прыткого муравья Формика куникулярия. Он забрался на одинокую веточку, на самый ее верх, и, не желая спускаться вниз, ищет путь кверху. Поиски муравья бесполезны, и он спускается вниз, стремительно мчится по голой земле и снова забирается на растение. И так много раз, перебежками от растения к растению. Почему он избрал такой странный путь?
Я подбираюсь к муравью поближе, чтобы его лучше рассмотреть, а он, такой чудной, мчится мне навстречу, пытаясь забраться под ботинок. Я поспешно отступаю, он преследует меня. Выходит, я ему зачем-то необходим. Странный муравей!
Впрочем, нет никакой странности. Ведь жжет же раскаленная почва мои ноги через подошвы ботинок, и бедному муравью, наверное запоздалому разведчику, возвращающемуся домой, тоже достается.
На травинки он поднимается потому, что на них прохладнее, ко мне мчится — желает воспользоваться тенью от ботинок.
Я осторожно ловлю пальцами неудачника и кладу на край голой глинистой площадки. Здесь прохлада и тень. Потом вынимаю термометр из полевой сумки: в воздухе в тени 35 градусов, над землей 42 градуса, а почва раскалена так, что едва терпит рука, у термометра не хватает шкалы — наверное, не меньше 80 градусов!
Дорога тянется вдоль невысоких гор. Утреннее солнце неглубокими тенями очертило ущелья, и мы заезжаем в них, надеясь найти родник. Но всюду сухо, склоны гор давно выгорели на солнце, и от легкого ветра позвякивают в твердых коробочках семена давно отцветших тюльпанов. Ущелье с водой должно быть где-то обязательно, и мы его все же находим. Прозрачная тихая вода струится по камням, и чем выше, тем ее больше, гуще рядом с нею травы по берегам, и кажутся они такими яркими на желтой земле.
Я иду навстречу ручейку и удивляюсь: всюду против течения плывут жуки-водолюбы, небольшие, около сантиметра длиной. Их здесь немало, более сотни, целая стайка. Среди черных жучков встречаются светло-коричневые. Это или другой вид, или молодь, еще не успевшая приобрести отвердевшие покровы.
По пути жучки охотятся за мелкой живностью, забираются под камни, обследуют все закоулки. Иногда плывущие впереди останавливаются. Их как будто берет сомнение в том, что путь верен, поворачивают обратно вниз по течению. Но, встретив своих соплеменников, вновь поворачивают к верху ущелья.
Поведение жучков кажется непонятным. Почему они так дружно плывут вверх по течению, чем вызван такой согласованный со всеми маршрут?