Два измерения...

Странно, что сегодня в небе нет немецкой авиации.

И на земле — тишина.

Здесь, в медсанчасти, это особенно важно. Тут оперируют, режут, спасают…

Так думал Алеша, ожидая, что его вот-вот позовут.

Позвать мог один человек — любопытная девушка, санинструктор Катя-Катюша, но ее пока не было.

То ли от нечего делать, то ли еще почему, но к нему привязалась песня, опять-таки довоенная, и он тихо бубнил ее:

Расцветали яблони и груши.
Поплыли туманы над рекой.
Выходила на берег Катюша…

Хотел было прервать это наваждение, но оно продолжалось:

Пусть он вспомнит девушку простую,
Пусть услышит, как она поет.
Пусть он землю бережет родную,
А любовь Катюша сбережет!..

Он бубнил мотив этой песни, ласкал Лиру, когда опять появилась запыхавшаяся Катя-Катюша:

— Прости, задержала! У нас ЧП было. Умер командир шестой батареи…

Алеша молчал.

Потом спросил:

— А как наш лейтенант?

Катя-Катюша бодро ответила:

— У Дудина все в порядке. Утром — вернется. Но сейчас, право, очень просил тебя дочитать речь Сталина. Вот она!..

Катя-Катюша передала ему текст речи Сталина, уже чуть измятый, с пятнами крови лейтенанта Дудина, помогла запрячь Лиру в телегу и, когда он взял вожжи, вдруг сказала:

— Не забывай, художник! Ладно?

Алеша опять смутился.

— Откуда ты взяла, что я художник?

— Ты меня не знаешь, а я тебя — еще с Долины, Горсков.

Вот уж о чем Алеша не догадывался!

Ударил Лиру, развернулся и, не попрощавшись с Катей-Катюшей, уже безо всякой осторожности погнал обратно к себе.

У палисадника его встретил Костя Петров:

— А мы тебя давно ждем! Ну, как Дудин?

Он рассказал о Дудине. Распрягли вместе Лиру. Отпустили пастись на привязи. Телегу отогнали в сторону.

— А ребята ждут! — сказал Костя.

— Не спят? — спросил Алеша.

— Не валяй дурака! — резко бросил Костя. — Речь Сталина не дочитали…

Ребята действительно не спали, хотя сена натаскали и, видно, поужинали.

— Пожуй, — сказал Костя, давая ему котелок. — Мы поели, тебе оставили.

Он быстро поел что-то холодное и начал читать продолжение речи Сталина. Светил ему фонариком Костя Петров.

— «…В силу навязанной нам войны, — читал Алеша взволнованно и торжественно, — наша страна вступила в смертельную схватку со своим злейшим и коварным врагом — германским фашизмом…

В целях быстрой мобилизации всех сил народов СССР, для проведения отпора врагу, вероломно напавшему на нашу Родину, — создан Государственный Комитет Обороны, в руках которого теперь сосредоточена вся полнота власти в государстве. Государственный Комитет Обороны приступил к своей работе и призывает весь народ сплотиться вокруг партии Ленина — Сталина, вокруг Советского правительства для самоотверженной поддержки Красной Армии и Красного Флота, для разгрома врага, для победы.

Все наши силы — на поддержку нашей героической Красной Армии, нашего славного Красного Флота!

Все силы народа — на разгром врага!

Вперед, за нашу победу!»

Текст сталинской речи был напечатан какой-то местной типографией в виде листовки — на двух сторонах. А может, и не местной, а армейской. Отпечатан плохо. Алеша читал с трудом. И фотография Сталина на трибуне рядом с микрофонами выглядела бледно. Трудно понять, то ли это нынешний Сталин, выступающий по Московскому радио 3 июля, то ли ранняя фотография: Сталин, делающий доклад на Восемнадцатом съезде партии.

Когда он кончил читать, ребята молчали, но по глазам было видно, что речь их взволновала.

— А теперь, ребята, спать, — дал команду Алеша.

Он сказал «ребята», как говорил Дудин.

Но речь Сталина…

Война будет долгой, теперь это ясно, но каждое слово, каждая фраза, даже написание букв — где с большой, а где — с маленькой, — за всем этим огромный смысл. Все учтено, до мелочей, которых, может, сегодня они не понимают, но это — на всю войну. И, по существу, ни одного восклицательного знака! Даже там, где можно ставить несколько. Все в строку. Через точку. И за каждой строкой — мысль… И ничто не забыто. Ни Красная Армия и Красный Флот, ни причины отступления, ни задачи тех, кто остается там. Что увозить, что уничтожать, что делать… Партизанские отряды… Шпионы и паникеры… Телефонная и телеграфная связь… Дезертиры и противовоздушная оборона… Угон подвижного состава и ценное имущество… Взрыв мостов, дорог и уничтожение хлеба, горючего, когда их нельзя вывезти… Народное ополчение, Москва, Ленинград и декларация правительства США об оказании военной помощи России…

Все удивительно, все на своих местах, включая написание заглавных и рядовых букв.

О, великий русский язык!

Забытое, далекое, тысячу раз стертое казенными словами в речах и докладах, в газетах и по радио, вдруг возникло в этой речи в новом свете, а во многом и заново восстановилось.