Подобной битвы со времени изобретения огнестрельного оружия не было ещё в Европе; как же не назвать её генеральною, по множеству убитых генералов с обеих сторон?.. Про геройское самоотвержение нашего войска нечего говорить, о нём хотя безмолвно, но красноречиво высказывает памятник — эта каменная летопись, поставленная на Бородинском поле. Здесь смертельно ранен князь Багратион; ему хотели отнять ногу.
— Оставьте, — сказал он, предчувствуя кончину, — эта рана за Москву. Боже, спаси отечество!
Там пали: молодой герой Кутайсов,[83] разорванный ядром, когда он вместе с Ермоловым вёл в штыки полк на батарею, Тучков (о нём писали, что он действовал с полком своим, как на ученье; он был убит в то самое время, когда скомандовал полку своему «Вперёд!») и многие другие. Нельзя обойти молчанием храбрость и находчивые распоряжения в этой битве Барклая де Толли: потрясённый душевным недугом от того, что никто не оценил его благоразумных действий во время командования им 1-ю армиею, он искал смерти; он являлся в самых опасных местах сражения. Очевидцы рассказывают, что он хладнокровно останавливался под градом пуль, оправлял свой мундир, нюхал табак и вдруг, дав своей лошади шпоры бросался на врагов.
На другой день после сражения солнце как будто отказалось осветить поразительную картину смертного побоища: тучи серыми клочьями носились по небосклону, посыпался дождь и загудел сильный ветер.
Наполеон медленно на белом статном арабском коне своём, Евдорате (подаренном ему персидским шахом), выехал осмотреть обширное поле сражения, изрытое ядрами, на котором в разных положениях лежали трупы людей и лошадей. Там победитель умирал на побеждённом, живой погребался под мёртвым, там виднелись разломанные пороховые ящики, подбитые лафеты и разное оружие, выпавшее из мёртвых рук; светлые кирасы потеряли свой блеск, закопчённые порохом или обрызганные кровью, раненые ползали по земле со стоном, некоторые из сострадания добивали друг друга. Между ними бродили истощённые голодом солдаты, отыскивая себе пищу в ранцах убитых своих товарищей. Заметно было, что вопли несчастных проникли до глубины души Наполеона — он, приказав, по возможности, облегчить их участь, повернул лошадь свою в сторону.
С высокого кургана следил за сражением князь Кутузов, к нему то и дело являлись с донесениями курьеры и адъютанты. Вот прискакал один с горестным известием:
— Ваша светлость, князь Багратион ранен, — печально проговорил гонец.
— Неужели? Господи! Куда ранили? — дрогнувшим голосом спросил главнокомандующий.
— В ногу, ваша светлость.
— Опасно?
— Опасно, ваша светлость.
— Скажите моим именем генералу Дохтурову, чтобы он принял командование над багратионовскими укреплениями. Ещё скажите, чтобы князю Багратиону оказана была немедленная помощь, жизнь его дорога для России; скажите, чтобы доктора употребили всё искусство к излечению князя.
Гонец ускакал. Но князю Багратиону, герою своего времени, не суждено было оправиться от раны, и, несмотря на тщательный уход, он умер в Ярославле и там же погребён.[84]
За Бородинское сражение князь Кутузов произведён был в генерал-фельдмаршалы и, кроме того, ему было пожаловано сто тысяч рублей. Добрый император Александр не забыл никого: своею царскою милостию и щедро награждал всех — от солдата до генерала. Наполеон ничего не выиграл; только более пятидесяти тысяч солдат из его армии осталось на Бородинском поле. Ему ничего не досталось, наши солдаты не оставили ему ни одного трофея. Русские показали беспримерную храбрость.
Битва кончилась, и наше войско начало стройно отступать к Москве.
Глава III
В Бородинском сражении князь Сергей Гарин был тяжело ранен: пуля раздробила ему плечо; хотя пуля была извлечена, но рана причиняла молодому князю ужасную боль, от которой он или впадал в беспамятство, или громко стонал. На паре деревенских кляч, запряжённых в простую телегу, везли раненого князя в Москву; на облучке, рядом с мужиком-возчиком, сидел старик Михеев. Он был угрюм и мрачен: ему крепко было жаль своего «княжича», которого «шальная пуля так угостила».
Верный и преданный денщик не покинул князя во время жаркого сражения, и когда пуля сразила князя, старик не потерялся, кинулся к нему и на своих плечах, под градом пуль, стащил его на перевязочный пункт и со слезами просил усталого, измученного хирурга осмотреть рану князя. Громкая фамилия и чин заставили хирурга заняться тщательно раненым. Пуля была вынута, плечо забинтовано. Немалых трудов стоило Михееву найти лошадей, чтобы довезти раненого до Москвы; за большую плату подрядил старик мужика; ехали шагом: быстрая езда причиняла раненому мучительную боль. Впереди и позади подводы шли наши солдаты, тут же вели и некоторых других раненых.
— Эй, Михеев, ты ли это? — обгоняя подводу, спросил подскакавший к телеге полковник Зарницкий.
— Я, я, ваше высокородие. — Старик денщик обрадовался и велел мужику приостановить лошадей.
— Кто это? Боже, Сергей! Сильно ранен? — меняясь в лице, спросил Пётр Петрович, узнав в раненом своего друга.