Два гонца из кондратьева ларца. В чертогах мегаполиса

– Так мы ведь и есть спасители, – удивляется Стас и, отступая на шаг для разбегу, натыкается на мента с пистолетом. Руки! – рычит мент. Что – руки? – не врубается Стас. Руки вверх, объясняют ему. А ноги куда? Вниз, что ли? Или тоже вверх?.. Сейчас как дам пулькой промеж рог, враз поймешь что куда!.. А спорим, не дашь! Спорим, не пойму! – хорохорится Стас, и оборачивается к дверям задом. Мент стреляет. Пуля рикошетит от потолка в пол, от пола в стену, от стены в лестницу, от лестницы опять в потолок. Энергии в ней много, ответственности никакой, вот она и шпарит по всем трем: визжит, самоутверждается. Гляжу, а на верхней площадке еще один служивый. И тоже при стволе. Да и на нижней не сказать, чтоб пусто было. И надо же такому случиться – всем вдруг пострелять приспичило. Такую канонаду развели, что сами чуть не оглохли. И что в результате-то? А в результате никто в возникшей перестрелке, кроме гражданина, вызвавшего наряд, не пострадал. Один труп ни с чьей стороны. Как заказал, так и помер: «погиб в бою». Нападавшие скрылись в неизвестном направлении. Приметы прилагаются…

– Это ж сколько кругом недоносков шастает, во внеутробном состоянии доносить себя норовит! – возмущается Стас. Я молчу, не отвечаю, думу думаю: может, думаю, все же во внематочном?.. Зря я отвлекся. За ним ведь глаз да глаз нужен. Смотрю, он уже чью-то тачку оприходует: с сигнализацией по хорошему договориться пытается, зажиганию светлые идеи о вреде саботажа внушает… Пока я тырк, пырк, он уже в кресле развалился, с коробкой скоростей знакомится. Покатаемся? – подмигивает, а ожившее радио строго предупреждает, чтоб ни в коем случае законопослушные граждане, ежели таковые отыщутся, не вздумали задерживать опасного преступника сами, он-де вооружен и отморожен. Передаем, вещают, приметы: волосы темные, глаза наглые, уши дефективные…

– Кстати, – трогает с места в карьер Стас, – я тебе никогда не говорил, что всегда мечтал быть блондином?

– А как же, – говорю, – все уши прожужжал! Причем блондином не абы каким, а пепельным, да еще и с усиками…

– Да?

– Ага. Вон парикмахерская. Не откладывай исполнение своей мечты в долгий ящик.

– В гроб, что ли? – ехидничает он и улыбается довольный. Волосы темные, глаза наглые, уши дефективные…

– Оперативная группа К-7-С-8, – самочинно оживает выключенное радио, – Служба Исполнительного Контроля уведомляет: заказ № 1/18 «Погиб в бою» выполнен с недочетом в 47%, поскольку беспорядочная ментовская стрельба вовсе не бой, а недоразумение, переходящее в фарс. Клиент возмущен, угрожает рекламациями. Конец уведомления.

– Вот ведь говнюк! – возмущается Стас. – Сам ментов вызвал, а мы виноваты?!

– Ладно, разберемся с ним позже, – успокаиваю я. – Тормози, приехали…

Парикмахерская на глазок – чуть больше сапожной будки. Апофеоз индивидуализма: одно кресло, одно зеркало, один парикмахер.

– Постричь, побрить и приосанить, – бросает Стас, плюхаясь в кресло.

– Сто грамм налить, что ли? – разрешается парикмахер наводящим вопросом.

– Можно и двести. Двойного цианистого…

Парикмахер, впав в задумчивость, выказывает намерение скрыться в подсобке.

– Отставить! – командует Стас. – Сто граммов подождут. Ты мне вот что лучше скажи: слабо тебе, мастер, сделать так, чтобы меня родная мама не узнала?

– В каком смысле? – требует подробностей мастер.

– В самом прямом. Хочу быть блондином. С усиками.

– Да вы и сейчас не брюнет.

– Но и не блондин ведь, верно? А я всегда мечтал быть блондином. Да не простым, а пепельным.

– Лучше платиновым, – не соглашается мастер.

– Мама! – жалобится Стас – твоего сыночка обижают! Над ним стебутся, к нему прикалываются…

– Не распускай нюни, сынок. Красота требует жертв, – успокаиваю его голосом мамы. Не его, конечно, личной, а вообще – всех матерей маменькиных сыночков. После чего вновь возвращаюсь к россыпи периодических изданий, под которыми, судя по всему, погребен обыкновенный, видавший виды журнальный столик для дожидающихся своей очереди на продавленном диванчике клиентов.

Парикмахер, пораженный слуховой галлюцинацией, тянется было размашисто перекреститься, но спасительная догадка опережает его суеверный жест:

– Чревовещание?

– Откуда мне знать, чем он там вещает? – возражает Стас. – Его же не видно…

Дрожащая щепоть все же входит в соприкосновение с взопревшим лбом, невидимым пупком и обоими плечами. Успокоенное ритуальными манипуляциями сердце возвращается из пяток на привычное место.

– Усики из материала заказчика? – демонстрирует мастер присутствие духа.

– Мне фальшивка ни к чему, – капризничает Стас. – Побрить всякий дурак сумеет, а вот ощетинить – только великий артист своего дела!

– Сей момент, сударь, – впадает в суету хозяин. – Сейчас мы вам верхнюю губку питательным растворчиком побрызгаем-с…

– Валяйте, – милостиво соглашается клиент, откидываясь на высокую спинку кресла.