Два года, восемь месяцев и двадцать восемь ночей

О да, он круто веселился. Он мог двигаться очень быстро, мог замедляться и ускоряться, охренеть. Мог то превратить в это. Горстка камушков – раз-два – драгоценные. Палку ненужную сожмет – золотой батон. Кому надобен Нормал с его поганой кушеткой, я богач! Но голос Дуньи в его голове, она же слышит каждую мысль: «Если не сосредоточишься на борьбе, погибнешь, и глазом моргнуть не успеешь». Он думает о том, как все вышло с мамой, и наполняется гневом. Дунья говорит, она собирает войско. В каждом городе свой Джимми. Он заглянул в свой новый мозг и увидел, как ширится сеть. Вытянул руки, потек сок по рукам – бах! мо-молния, одним грустноликим ангелом меньше. Глазам своим не поверишь. Кто-то оставил тыкву там, на месте последнего упокоения, ну, парень, напрашиваешься, уж извини. Буум! Тыквенная каша. Как освоился, понял, что это в нем не молнии – метаморфозы. Да, он посбивал бошки каменным ангелам, забавы для, воспользовался Второй поправкой, каждый имеет право держать в руках оружие – ну да, отцы-основатели не имели в виду буквально, чтобы руки стали оружием, – но вскоре сообразил, что куда лучше у него выходит не уничтожать, а превращать. И не только в драгоценности, вот в чем соль. Не только булыжники в рубины. Придется признаться, что и на живом он тоже свою силу испробовал. На птицах, бродячих кошках, шелудивых дворнягах, крысах. Ладно, всем плевать, если крысы превратятся в крысиный помет или крысиные сосиски, но птицы, кошки, собаки, эти существа кому-то дороги, вот хотя бы покойная матушка с ее птичками, так что простите меня, люди, мамочка, прости. Самое крутое – когда обнаружил, что может превратить существо, например, в звук. Вааау. Птицу – в птичью песню, без птицы, только песенка висит в воздухе, кошку он мог превратить в мяуканье. Когда вник, разыгрался, щелкнул памятник и только и услышал не взрыв, но всхлип, да, нашел на него стих, наверное, в каждом бухгалтере сидит такой придурок-супергерой, рвется наружу, кстати, подумал он, а как насчет цветов, смогу я превратить таракана, или флаг, или чизбургер просто в цветные полоски, повисят в воздухе и – рассеются? Надо потренироваться на животных покрупнее. Где тут овцы? О двух-трех заблудших овцах никто ведь волноваться не станет, верно? А может быть, метаморфозы обратимы, тогда ваще ни одна овца не пострадает в ходе эксперимента по применению суперсилы. Но овцы там, за городом, на фермах, если только фермы уцелели, а если нет, бродят сами по себе, кто же отвезет его туда, куда ему надо попасть, у Асии есть авто, небось, даже знает, где раздобыть бензин, А-си-а, не Айша, итальянская синьорина, а не темнокожая, танцорка, не стриптизерша, высокий класс, балерина, мужики, наверное, к ней в очередь выстроились в милю длиной, в каждой руке полная канистра бензина. Вот если бы у него была еще суперсила девок умасливать.

Оказалось, и такое умение у него теперь есть. Позвонил, подобрал слова, рассказал балерунше, какие с ним дела, все рассказал, про горячую пра, шепот, бам, космическая одиссея Стэнли Кубрика со спецэффектами, все как есть, и она не то чтобы поверила-поверила, но поверила достаточно, чтобы отправиться с ним на кладбище, и уж там-то он ей показал. При такой зрительнице он, чесслово, выдал класс. Звуковые метаморфозы, превращения в цвета, молнии.

И прям там у Святого Михаила после его представления она танцевала для него. О, да. Так что сами понимаете. Он не только обзавелся водителем, чтобы прокатиться по берегам Гудзона в поисках овец. У него теперь была девушка. Девушка! Да!

Так оно шло примерно года полтора. В долгие месяцы самопознания, когда он учился сначала ходить, как джинн, потом бегать, а потом уж летать, в пору ускоренного повторного детства, через которое прошел и Джеронимо Манесес, Джимми Капур осознал, что какая-то часть его всегда ждала этого, что есть люди, и он один из таких, кто мечтал впустить мир снов и фантазий в свою реальную жизнь, кто надеялся и верил, что сможет прикоснуться к чуду, отряхнуть со своих стоп прах повседневности и вознестись, возродиться в подлинную свою природу. Втайне он всегда знал, что его творение, Герой Натараджа, не вполне соответствует, не вытянет его из колеи заурядности, и тем более Джимми был счастлив, когда обнаружил, что может выйти на авансцену не через посредство вымышленного им персонажа, но сам, он сам сделался вымышленным персонажем, говорил себе он, или даже лучше вымышленного – настоящим, но, наконец-то, когда уж и не надеялся, не таким как все. Может быть, потому-то он так легко, так естественно вошел в свою новую сущность джинна. Он всегда ощущал в себе что-то такое, но не доверял этому чувству, пока Дунья не нашептала его сердцу.