На почетном карауле у Монтезумы он снова привык к более изысканному обращению, затем на обратном пути в Тласкалу войску некогда было предаваться необузданной лагерной жизни, а здесь в лесах Сьерры-Малинче Рамузио охотнее проводил время в тихих долинах в обществе индейцев, нежели в кругу своих буйных товарищей. Со всеми этими людьми Виллафана завел дружбу.
Заметив стоявшего в тени дерева сельского старшину индейцев, прозванного испанцами Яго, Рамузио направился к нему. Но вдруг возле себя он увидел Виллафану.
– Что с тобой? – спросил тот, – ты избегаешь веселого общества товарищей? Должно быть, мысли твои опять за морем в Севилье? – и он засмеялся.
– О, нет! – возразил Рамузио, принудив себя также засмеяться. – Я очень хорошо чувствую среди людоедов Мексики и не думаю о несбыточных снах.
– В таком случае ты сильно разочаруешь меня, – заметил, шутя Виллафана, хлопая Рамузио по плечу. – Я уже радовался, что скоро отвезу тебя в замок в Аранде и привезу тебе твою донну Луизу. Согласись, что никто не мог бы заметить подлога и обличить Лже-Авилу… Но, к сожалению, сны – пустой бред. Впрочем, иногда они и сбываются.
И, не дожидаясь ответа, Виллафана повернулся и пошел к пировавшим товарищам.
Рамузио с досадой покачал головой. Этот Виллафана со своим наследством становился ему в тягость. Что значат эти намеки на сон? Разве он мог сбыться? Он, Рамузио, явится в Аранду и выдаст себя за Алонзо Авилу? Но ведь это низкий обман! Всяким шуткам бывают пределы, а этот Виллафана позволяет себе слишком много. Но, может быть, он знает больше, чем высказывает.
Рамузио нахмурился.
Но мысли его были прерваны сельским старшиной, который завел с Рамузио весьма интересный разговор о нравах и обычаях мексиканцев. Рамузио расстался со своим краснокожим другом, когда на небе уже заблестели звезды.
Перед домом Виллафаны все еще пировали солдаты.
Рамузио пробрался к себе и заснул, думая о Севилье.
Сон
Чей-то резкий пронзительный крик разбудил его? Рамузио стал прислушиваться; сердце его продолжало сильно биться, и какое-то непонятное чувство сжимало его грудь. Но вот крик повторился; теперь он узнал его – то был зловещий крик орла, со своего высокого гнезда приветствовавшего наступление дня.
Рамузио вскочил с кровати. Товарищи его покоились еще крепким сном. Он выбежал за дверь и увидел часового, которого он должен был сменить. То был Виллафана. Увидев Рамузио, он в испуге отступил назад.
– Что с тобой, Рамузио? – спросил он его. – Ты бледен, крупные капли пота выступают у тебя на лбу. Не болен ли ты? Правда, эти серебристые туманы над долиной крайне вредны и, по мнению Кортеса и Авилы, скрывают в себе опасные лихорадки. Если тебе нездоровиться, поди приляг, мой друг. Хотя я и стою на часах с полуночи, но могу простоять и до восхода солнца!
– Я не болен, Виллафана, – возразил Рамузио, – а только плохо спал. Утренний воздух освежит меня. Я сменю тебя, ложись отдыхать.