– Дим, ты спасательный жилет не снял!
– А нам Митёк не разрешил, – смущенно оправдался я.
– Митёк далеко, – рассудительно сказал Алешка, – а клад рядом. – И принял у меня жилет.
Я снова нырнул. Вернее, просто окунулся. Ухватил сундучок за ручку. Дернул. Черта лысого! Он даже не дрогнул.
– Ну, что? – спросил Алешка нетерпеливо, когда я высунулся из воды. – Достал?
– Тяжеленный, – объяснил я, отдышавшись. – Тут подъемный кран нужен.
– Золото, – спокойно сказал Алешка. – Точно. Сундук, набитый золотом. Ты что себе купишь?
Я с трудом забрался в лодку, натянул брюки, обулся.
– Сначала достать надо это золото, а потом решать будем, что купим и чего не купим.
– Дим, я придумал. Мы сейчас быстренько смотаемся домой, так? Возьмем у Митька веревки покрепче, так? Привяжем их за ручки сундука и выволочем его на берег. Здорово? Или трактор у Васьки попросим, с тросом. Дадим ему за это пару золотых. На новый мотоцикл. Так? Поплыли?
– А как мы это место найдем?
Алешка никогда долго не думает над проблемами.
– Поплавок оставим. – И тут же распорядился: – Иди на берег, поищи там бутылку из-под воды, пластиковую. И какую-нибудь железяку. А я пока клад покараулю. Чтоб не сперли.
Я вздохнул, снова разулся и снял брюки, послушно побрел по грудь в воде к берегу.
– Ты лучше плыви, Дим, – посоветовал Алешка мне вслед. – Так быстрее будет.
В общем, он оказался прав. Этих бутылок на берегу было столько, что на тысячу поплавков хватило бы. Но поиски мои немного затянулись – никак не попадалась бутылка с пробкой; с трудом разыскал. А железяку я не нашел, да она и не понадобилась.
Мы связали шнурки от кроссовок, я снова погрузился в воду и один конец быстренько привязал к ручке сундука. Ну, а второй конец туго обмотал вокруг горлышка бутылки.
Все, подводная лодка выбросила сигнальный буй.
– Греби скорей, – сказал Алешка. – А то набегут еще. Смотри – вон там деревня и там деревня.
Против течения лодка шла с трудом. Но мы довольно быстро добрались до своего «родного причала». Вытащили лодку на берег и помчались в сарай, спотыкаясь на каждом шагу из-за спадающих с ног кроссовок.
Митёк возле верстака увлеченно мастерил свой танковый пулемет, обернулся:
– Уже сплавали?
– Не доплыли, – сказал Алешка. – Клад под водой нашли. Дайте нам веревки покрепче. Мы его на берег вытащим.
– Что, большой клад? – спокойно поинтересовался Митёк.
– Тяжелый. Целый сундук.
– Так вы тогда возьмите лебедку. Вон в том углу.
Вот это здорово. Я пошел в «тот угол». Там действительно лежала лебедка – барабан с тросиком. Она лежала на черном сундуке с двумя ручками. Точь-в-точь такой же сундук. Я даже немного растерялся, у меня мелькнула дурная мысль, что хитрый Митёк обогнал нас. И вытащил этой лебедкой наш клад. И что мы теперь купим?
– Дядь Мить, – спросил я, – а это что у вас такое? – И показал на черный сундук с ручками.
– Это? – он обернулся. – Это старый аккумулятор с «КамАЗа». Я с его помощью иногда свою машину заводил.
Надо отдать должное Алешке. Он и глазом не моргнул, и ухом не повел. Он только сказал:
– Поплыли, Дим?
– Куда? – спросил Митёк.
– За шнурками.
И мы, шаркая спадающими с ног кроссовками, выбежали из сарая.
А Митёк остолбенело смотрел нам вслед.
Когда мы вызволили и развязали свои шнурки, Алешка сказал:
– Ладно, Дим, в другой раз что-нибудь найдем, не расстраивайся. Поплыли дальше. Затонувшие корабли смотреть. И заложника спасать.
– Нет уж, – возразил я на правах старшего, – в другой раз. Мама ругаться будет, если к обеду не вернемся.
Алешка не стал возражать. И к обеду мы вернулись вовремя. Взрослые уже сидели за столом, и мама разливала по тарелкам борщ.
– Вот это да! – потирал от удовольствия руки Митёк, вдыхая запах над своей тарелкой. – Наконец-то в доме есть хозяйка. Наконец-то я поем по-человечески. Представляешь, – повернулся он к маме, – два месяца на одних яичницах сидел. Пожелтел даже.
Мама вздрогнула и как-то виновато опустила голову.
– Неужели? – тихо спросил ее папа.
Она смущенно кивнула.
– Что?! – вскочил Митёк, догадавшись. – Опять?
– Я же не знала, – стала оправдываться мама. – Я хотела поскорее.
– А рыба? – спросил с робкой надеждой Митёк.
– Она исчезла, – вздохнула мама.
– Что ж, – вздохнул и Митек. – Другого выхода нет. – Он достал из шкафчика и со стуком поставил на стол здоровенную бутыль с какой-то желтоватой жидкостью.
– Керосин? – испуганно спросила мама.
– Самогон! – гордо ответил Митёк.
– А чего он такой желтый? – недоверчиво спросил папа. – На яичных желтках настаивал?
– На меду. Гречневом. То есть гречишном.
После обеда папа и Митёк сидели рядышком на крыльце и пели песни. То по очереди, то вместе. Мама смотрела на них и посмеивалась.
Потом они обнялись, и папа запел свою любимую: «Наша служба и опасна, и трудна…» Это у них вроде милицейского гимна.
Митёк терпеливо дослушал песню до конца, сбросил с плеча папину руку и с обидой сказал:
– Вот! Про вас, про милицию, песни сочиняют! А про нас, писателей, ни одной песни нет.
– Есть! – воскликнула мама и звонко пропела: – «Гайдар шагает впереди!»
– Это она свою пионерскую юность вспомнила, – пояснил папа.