Два друга

В таких охотах с нами участвовали два красноармейца — заядлых охотника и знакомый Гаршину туркмен, учитель по имени Сехет-ага. Он хорошо знал русский язык, знал и места охоты и надо признать, что без его участия нам не удалось бы хорошо поохотиться на кекликов. В предгорье мы карабкаемся час, второй, а еле заметная тропа ведет все выше и выше. Аул, в котором мы были, остается внизу и постепенно в зеленой дымке превращается в темное пятно. Легким не хватает воздуха. Сердце бьется учащенно, и только Каро не знает устали. Изредка у горных ручьев мы отдыхаем, пьем прозрачную, как хрусталь воду и вновь продолжаем путь. Вблизи отрогов, поросших скудной растительностью, Сехет-ага останавливается. «Здесь надо ждать», — говорит он. Курочки скоро закричат и обнаружат себя. И вот мы сидим и ждем, а Сехет рассказывает нам о жизни кекликов. Оказывается они, как наши рябчики-моногаммы. Весной кеклики разбиваются на пары. Строят два гнезда и самка по очереди кладет в них яйца. Когда кладка заканчивается, самка садится на одно гнездо, а самец на другое. С появлением птенцов каждый родитель самостоятельно заботится о них. Осенью выводки табунятся. Крик этих обитательниц гор схож с криком домашних кур.

Наконец наше ожидание окончилось. Вблизи отрогов закричали курочки. Я, Гаршин и Сехет-ага идем на крик. Впереди нас осторожно крадется Каро. Красноармейцев оставляем на месте, чтобы не потерять тропу.

— Курочки! — шепотом говорит учитель и показывает рукой направление. В нескольких метрах от собаки по склону бежит большой табун птиц. Заметив опасность, они с шумом снимаются. Мы с Гаршиным успеваем сделать по дуплету и видим, как несколько кекликов падают на землю. Каро по очереди приносит трофеи к ногам хозяина.

После выстрелов птицы улетели в предгорья, и в бинокль мне хорошо видно, как они спустились вблизи горного ручья. Теперь нам предстоит спуск не менее сложный, чем подъем. Сехет-ага с ловкостью горца ведет нас через выступы и крутые горные скалы. Мы изрядно устали, кажется, что спуску нет конца. Но вот неожиданно выходим в небольшую лощину, покрытую сочной зеленью. В стороне сильно бьет горный ручей. Это как раз то место, куда спустились курочки. Каро, перейдя в поиск, вскоре замер на стойке. При нашем подходе к собаке с шумом срываются штук двадцать пять кекликов. Взлет их был настолько неожиданным, что мы с Гаршиным не успели вскинуть ружья. Зато Сехет-ага красивым дуплетом сбил двух птиц. Полет дроби при выстрелах произвел сильный свист и от него птицы разлетелись в разные стороны лощины. Оказалось учитель умышленно зарядил несколько патронов дробью с отверстиями, чтобы свистящим звуком разобщить птиц, а потом поодиночке брать их из-под стойки Каро. Все так и получилось. Каро, обладая хорошим чутьем и опытом, быстро находил затаившихся в траве курочек и подавал их на крыло, а если курочка бежала, он заходил ей навстречу и вынуждал к взлету.

В остальном результат зависел от меткости выстрела. И надо сказать, что все мы стреляли неплохо, но Сехет лучше всех. У него не было промахов. Случилось так, что от неудачного моего выстрела подраненная курочка упала на противоположном берегу ручья. Перейти бурный ручей — дело весьма рискованное. Но Каро, наблюдавший место падения птицы, без посыла бросился за ней. Гаршин, да и все мы своевременно не успели запретить собаке идти за подранком и сейчас с тревогой смотрели на отчаянный поступок собаки. Ведь клокочущий ручей мог, как щепку, бросить Каро и разбить о камни. Но этого-не произошло. Каро с необычайной ловкостью преодолел ручей прыжками с камня на камень, быстор подобрал подранка и таким же путем возвратился назад. Живого, с перебитым крылом, кеклика собака осторожно подала хозяину. Мы очень обрадовались удачному возвращению Каро, но в начале не знали — не то бранить его за необдуманный поступок, не то ласкать. Первым нашелся Гаршин. Он достал кусочки мелко наколотого сахара, приласкал четвероногого друга и отдал ему сахар.

Я и Гаршин любили эту трудную, но интересную охоту. Иногда мы так увлекались розыском или преследованием кекликов, что нас незаметно настигала ночь. Тогда в углублении скал мы устраивали место ночного привала. Пили по-туркменски зеленый чай, ели чурек, помидоры и другие продукты, принесенные с собой, а для Каро варили кашу.

В такие ночевки я любил слушать Гаршина, его воспоминания о минувшем времени. Он рассказывал о своей работе у разных провинциальных антрепренеров, о том, как эти хозяева притесняли даровитых артистов, старались не доплатить, а иногда в разгар сезона объявляли финансовое-банкротство. На таких трюках предприимчивые хозяева делали деньги, а артистов бросали на произвол судьбы. Ведь в такую пору труппы у других антрепренеров были уже укомплектованы. Вспоминал Гаршин свою работу в труппе «на колесах» у Мамонта Дальского, человека огромного сценического дарования, но бесшабашного кутилы, иногда снисходившего до сомнительной порядочности.