Два друга

Проходит минут двадцать, мы свистим, маним голосом, стреляем, но собаки нет. Кругом стоит зимняя тишина. Наконец, Кандаков признает, что заблудились…

Ночь надвигается. Показалась бледная луна и, как огромный фонарь, осветила вселенную. Потом она медленно плывет над вершинами заснеженного леса. Все сковано окружающей тишиной и кажется сказочным в голубом лунном свете.

Продолжать путь бесполезно, и мы приступаем к устройству привала. Первоначально разводим костер. С ним веселее. По запаху дыма собаке легче разыскать нас.

Исчезновение собаки очень нас тревожит, и Увар Ефимыч в который раз ругает себя, что не подвязал пса вовремя, а потом, как бы оправдываясь, говорит, что такое случилось впервые.

Согретые теплом, мы в какой-то мере успокаиваемся и решаем, что бы еще предпринять, чтобы собака была с нами. Я беру ружье, хотя и неуверен в пользе дальнейшей стрельбы, все же делаю выстрел в сторону, куда ушел Армас. Эхо на какое-то время растревожило лес. И вдруг через минуту послышался слабо уловимый звук, похожий на ружейный выстрел. Вначале мы подумали, что это отголосок задержавшегося звука от посланного выстрела, но вскоре такой же звук повторился. Теперь объятые смятением и надеждой, не жалея патронов, мы посылаем выстрел за выстрелом. И слышим, как следуют ответные звуки. На радостях Увар Ефимович пальнул сразу из обоих стволов. Но пережитое берет свое, и я вижу, что Кандаков устал нравственно и физически.

Сейчас впереди иду я. Прокладывать лыжню очень трудно. В темноте часто спотыкаюсь о запорошенные снегом пни и валежники. Ветви деревьев больно хлещут по лицу, осыпают снегом. Иногда мы останавливаемся и, услышав выстрел, опешим, спешим.

Сколько так прошли — сказать трудно, но в одном месте, где хвойный лес казался особенно плотным, к нам неожиданно с визгом бросился Армас. От радости он прыгал, лаял, а мы, забыв все неудачи, несказанно обрадовались его появлению. Усталость нашу как рукой сняло, и с помощью Армаса остаток пути мы быстро миновали.

На опушке леса, куда нас привел Армас, нас встретил местный охотник. Он сидел у костра и с нетерпением ждал нашего появления. Это он и давал нам сигналы и вот почему.

Поздно вечером хозяйка, у которой мы остановились, услышала толчки во входную дверь. Она тут же вышла в сени, и ее с лаем встретил Армас. В начале ей казалось, что все нормально. Собака пришла раньше, а мы идем ее следом. В избу Армас вбежал озабоченный. Весь в снегу, на морде висели льдинки. Чувствовалось, что пес устал, но вел себя странно. Он кружил вокруг хозяйки, скулил. Казалось чего-то требовал, потом бежал к двери и как бы звал ее с собой. Такое поведение собаки испугало нашу хозяйку. Ведь нас все не было. И она, сопровождаемая Армасом, пошла к соседу охотнику и рассказала о своих страхах. Выслушав взволнованный рассказ женщины, охотник накинул полушубок, взял ружье и вместе с Армасом заспешил к опушке леса.

— Когда послышались ваши выстрелы, — рассказывал нам охотник, — Армаса как ветром сдунуло. Он тут же бросился в лес…

На следующий день я случайно набрел на след Армаса, проложенный при побеге от нас. Стропив по этому следу два или три километра, он вывел на нашу тропу, где мы белковали. Этой тропой Армас пошел в пяту и вышел туда, откуда начинали охоту. А что было дальше, уже известно.

Много приятного испытывал Увар Ефимыч на охотах с остроухим другом. Но всегда следил, чтобы кто-нибудь не признал собаку за лисицу. Были случаи, когда он предупреждал несчастье и все же беда стряслась.

В этот выезд охотник захватил и меня. Он знал, что лес в осеннем ярком наряде я люблю особой любовью и всегда отдаю дань природе в эту пору.

С лесного кордона от старого лесника мы вышли еще затемно. Стояла полная тишина, какая бывает в последние дни осени. Сквозь полуобнаженные ветви деревьев белело неподвижное небо. Гасли бледные звезды, и где-то в небесной дали слышались прощальные голоса отлетающих птиц.

Меня не увлекала охота по норному зверю и, вооружившись манком на рябчика, у лесного оврага я расстался с Уваром Ефимычем.

Рябчиков здесь было много, и вскоре на свист я услышал знакомый звук. Тюи-и-ить, тюи-и-ить — это свистел рябчик, а через какую-то минуту в стороне отвечал такой же свист, только с маленьким бойким коленцем. Это отзывалась своему другу подружка.

Вскоре утреннюю тишину взбудоражил звонкий голос Армаса и ружейный выстрел его хозяина, а потом, увлекшись пересвистом с рябчиками, я забыл про моих друзей.