Два дня

– Готов побиться об заклад, что вы можете перечислить и имена семи гномов.

– Мы пригласили их на новогодний вечер. Советую вам прийти посмотреть. Шоу будет зашибись.

Демарко рассмеялся, а затем почувствовал вину – от того, что ему вдруг стало так весело.

– Может, лучше вернемся к предмету разговора?

– Давайте сначала снова наполним этот бокал.

Сержант задумался над ее предложением. Он не был при исполнении. Приехал в клуб по собственной инициативе. И будь он сейчас дома, он обязательно бы держал в руке бокал, а его веки уже бы слипались.

– Пожалуй, пару капель.

Барменша наполнила ему бокал наполовину.

– Вы считаете это парой капель?

– Я никогда так не говорю. Чтобы не оскорбить чувства мужчины.

– Ай, прекратите.

– Прекращу, если увижу, что вы действительно этого хотите.

Демарко повернулся к барной стойке спиной, чтобы она не заметила его неконтролируемую ухмылку. И стал разглядывать сцену. Вокруг низкого подиума из фанеры стояло несколько недорогих стульев с черными подушками сидений. Вокруг сцены уже сидели восемь гостей, предвкушая выступление первой танцовщицы. Над сценой вращался зеркальный шар, отбрасывая блики света по всему залу.

В задней и боковой стене зала было по три дверных проема. Два дверных проема в задней стене вели в крошечные комнатки, в которых тоже стояло по стулу. В одной из них обнаженная девушка, оседлав одетого мужчину, сидевшего с закинутой назад головой, прикрытыми глазами и безвольно болтающимися по сторонам руками, ритмично извивалась на нем, подскакивая и опускаясь под песню Ашера «Красиво и медленно». Третья комнатка, судя по всему, пустовала. Но Демарко разглядел в глубине ее еще одну дверь. «Должно быть, артистическая уборная танцовщиц», – хмыкнул он.

На всех трех дверных проемах в дальней стене висели темные тяжелые занавеси. «Танцы на диване», – догадался сержант. Пятьдесят долларов за двадцать минут.

Он снова повернулся к Бонни.

– Так что предпочитал здесь Томас Хьюстон? Бьюсь об заклад – танцы на диване…

– Танец на диване. Один. Один за вечер.

– Это как? Двадцать минут – и все? И он уходил?

– Он сначала наблюдал за танцовщицами, пропускал пару рюмок. Потом – танец на диване. И домой.

– И всегда с одной и той же девушкой? Оставался в комнате?

Бонни отвернулась и уставилась на зеркальный шар. Когда она снова перевела взгляд на Демарко, на ее лице играла улыбка.

– В мои обязанности не входит подмечать такие вещи. Наоборот – я не должна ничего замечать.

– Это не ваше дело, конечно. Но вы ведь все равно все подмечаете. Вы слишком умная женщина, чтобы не наблюдать за тем, что происходит.

– Я знаю только то, что он больше сюда не приходит. И из-за этого я потеряла регулярный источник и без того небольших доходов.

Демарко понимающе кивнул:

– Это ваше заведение, Бонни?

– До некоторой степени.

– Тогда расскажите мне о девушках, которые здесь работают.

– Что тут рассказывать. Если ты – красотка, приветлива и мила, ты можешь заработать кучу бабок. И все наличными!

– А куча бабок – это сколько?

– В бойкий вечер? Пять-шесть сотен баксов. А иногда и больше.

– А сегодня вечер бойкий?

– Около одиннадцати будет побойчей. К этому времени подтягиваются реально красивые девочки.

– А те, что здесь находятся сейчас, не красивы?

– Вы же всех их давно рассмотрели. Вот и скажите мне, красивы они или нет.

– По-моему, Ариэль – красотка.

– Да, она могла бы работать во вторую смену, если бы захотела.

– А почему же она не хочет, если может заработать больше денег?

– Она предпочитает убаюкивать своего маленького сынишку. – Заметив на лице Демарко изумление, барменша добавила: – А что, вы думаете, ни у кого из этих девчонок не может быть материнских инстинктов?

– Вы знаете их лучше, чем я. Вот и расскажите.

– У нас тут имеются, конечно, шлюшки, сидящие на крэке и героине. Вы наверняка уже заметили парочку таких. Но у нас работают также студентки колледжей. И матери-одиночки, старающиеся прокормить своих детей. Ну, – помялась Бонни, – есть еще девушки, страдающие нервными расстройствами.

– А можно поподробней об этих нервных расстройствах?

– Как давно вы работаете копом? Вы знаете о них больше меня.

Это было так. В его памяти всплыли садисты, мазохисты, боксеры-убийцы, громилы, маленькие потерянные девочки, конченые, дрожащие в ломке наркоманы, распутники, нимфоманки, фетишисты. Демарко знал, почему женщины трахались, когда делали это не ради удовольствия или денег. Они трахались, потому что хотели быть любимыми или жаждали обрести над мужчиной контроль. Или сделать больно себе или кому-то еще. Они трахались ради самоуничтожения, пускай даже временного.

– У профессора Хьюстона была здесь любимица?

– Я только разливаю напитки.

– Да помню я, Бонни, в чем заключается ваша работа. Я просто спрашиваю. И все. Быть может, вы заметили что-то особенное…

– Как правило, после девяти-десяти вечера я настолько занята, что успеваю обращать внимание только на текущие мне в руки деньги. Кстати! С вас тридцать долларов. Плюс чаевые.

– Тридцать долларов? Я же не заказывал те две порции виски; вы мне их сами подлили.