Два дня

– Конечно, сниму, – сказал сержант. И, подняв правую руку, всадил пулю Инману прямо в сердце.

Глава 62

Боуэн положил стопку бумаг на книгу записей и покосился через стол на Демарко, неотрывно смотревшего в окно. Лучи вечернего солнца придавали воздуху за стеклом необыкновенную прозрачность. Несколько листочков, еще не опавших с двух кленов на газоне перед полицейским участком, подрагивали словно коричневые язычки пламени на слабом ветерке.

– Отлично написано. Я бы сказал, и добавить нечего, – заговорил Боуэн.

– Я прошел ускоренный курс составления отписок, – улыбнулся Демарко.

– Так, может, и меня посвятишь в его тонкости? А то мне несколько вопросов тут не дают покоя.

– Пожалуйста, – пожал плечами сержант.

– Что случилось прошлой ночью у тебя в доме? Хьюстон заявился как снег на голову, неизвестно откуда, постучался в заднюю дверь, ты его впустил и провел в гостиную. Но из вашей последующей беседы ты мало что помнишь.

– Только то, что написано в рапорте. И все благодаря твоим белым таблеткам. Я был не в себе, практически не соображал с того момента, как Хьюстон разбудил меня стуком в дверь, и до той самой минуты, когда меня вырубил своим ударом Инман.

– На кухне?

– Да, на кухне.

– Куда ты направился за парой бутылок пива?

– За пивом и за бутербродами… Хьюстон ничего не ел с нашей встречи на маяке.

– И вот ты входишь на кухню, а там тебя поджидает Инман.

– Огромный, лысый и страшный.

– А как он узнал, где найти Хьюстона?

– Ты хочешь, чтобы я угадал?

– Я хочу, чтобы ты высказал свои предположения. Пораскинь мозгами.

– Ну, возможно, он следил за моим домом. В надежде, что я выведу его на Хьюстона.

– Если Инман хотел убить Хьюстона, то почему он не воспользовался шансом, который у него был за неделю до этого?

– Ты прав, я должен был спросить его об этом. Признаюсь, мой недочет!

– Почему? Как ты думаешь? – теряя терпение, переспросил Боуэн.

– Я думаю, он сначала посчитал, что Хьюстона арестуют, обвинят в убийстве, опозорят и засадят туда, где его дружки позабавились бы с ним в свое удовольствие. Судя по всему, Инману нравится забавляться со своими жертвами. Но нам не удавалось разыскать Хьюстона, а я начал нервировать Инмана. И тогда он решил, что лучше устранить единственного человека, который мог бы его опознать.

Боуэн потер рукой щеку. А потом провел обеими руками по волосам.

– Итак, – продолжил он расспросы, – ты заходишь на кухню, чтобы дать Хьюстону чего-нибудь поесть, а там Инман. И он тебя оглушает. Раз – и готово!

– Я же говорил: я был не в себе, как очумелый. Рефлексы заторможены. Благодаря тебе. В честном бою я бы его уделал за шесть секунд.

– Ладно, допустим. И дальше ты помнишь только то, что, лежа на полу в кухне, увидел, как Инман выволакивает Хьюстона из дома на улицу.

– Я помню еще свой маленький сон, что-то про русалок на линолеуме. Мне это тоже отразить в рапорте?

Боуэн откинулся на спинку стула:

– Значит, ты тоже поднялся и вышел на улицу. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как твоя машина уносится по улице прочь.

– А ты – внимательный читатель, Кайл. Приятно сознавать, что ты отнесся к моей писанине так серьезно.

– Ну, может, и ты отнесешься к этому разговору так же серьезно?

– Конечно!

– Те вопросы, которые я тебе задаю, будут задавать мне репортеры. Я не хочу выглядеть в их глазах полным идиотом.

– Не поздновато ли ты это расхотел?

– Наша общая история ничему тебя не учит, – громко вздохнул Боуэн.

– История всегда была моим любимым предметом, – улыбнулся Демарко. – Кто не помнит своего прошлого, обречен повторить его вновь. Так вроде бы выразился Джордж Сантаяна?

– Так сказал гитарист Сантаяна? Тот, что написал песню о женщине-дьяволице? – удивленно приподнял брови Боуэн.

– Песня называлась «Женщина-колдунья», а гитариста зовут Карлос Сантана. И не он написал эту песню. Ее записала группа «Флитвуд Мак» за два года до того, как ее версию исполнил Сантана. Ты реально ни в чем не разбираешься, приятель!

Против воли Боуэн улыбнулся и тут же вздрогнул от зазвонившего телефона.

– Четвертый канал, – сказал он, покосившись на номер. И не стал отвечать. – Вернемся к нашим баранам. Ты выскакиваешь из дома и видишь, что твоя машина уезжает. Но вместо того, чтобы схватить телефон и вызвать группу поддержки, ты бежишь за автомобилем.

– Скорее бреду, шатаясь. Я же так и написал: «побрел, шатаясь».

– Да, ты, шатаясь и качаясь, пускаешься в погоню за машиной.

– Я не гнался за машиной. Я надеялся выяснить возможный маршрут передвижения преступника. Тогда бы я смог вызвать группу поддержки.

– А здесь ты этого не написал, – ткнул пальцем в рапорт Боуэн.

– Я только сейчас подумал об этом. Скорее всего, я руководствовался именно этим соображением.

– Скорее всего…

– Послушай, Кайл. Ты всучил мне те гребаные таблетки. Угрожал мне страшной расправой – не помню, правда, какой, если я их не выпью. Так что в моих провалах в памяти виновен ты.

– Господь с тобой – всего-то двадцать миллиграмм валиума. Совсем слабого седативного препарата.

– Ну, значит, на меня так подействовал удар в челюсть. Я думал, Инман расшибет мне голову об пол.