Два брата

Так думал Вася, усердно следуя своей программе. Он вставал очень рано, делал гимнастику, потом занимался какою-нибудь физической работой, возвращался домой, занимался и после обеда читал. Читал он, обыкновенно, книги, описывающие быт крестьян, или исторические сочинения, делал заметки у себя в тетради; мысли же и факты, особенно его поражавшие, он записывал в свой дневник. По вечерам он ходил гулять и часто заходил в деревню к знакомым крестьянам. Он любил слушать о крестьянском житье, и речи с одной и той же унылой нотой глубоко западали в его чуткое сердце. Молодого барчука любили и звали его "чудным".

Иван Андреевич нередко беседовал с Васей и должен был сознаться, что он совсем ошибался, назвав юношу неучем. Скромный и застенчивый Вася никогда не бросался в глаза, но при разговорах с отцом он подчас выказывал такую начитанность, особенно по истории, что отец удивленно спросил однажды:

- Да откуда ты все это знаешь?

- Из твоей же библиотеки.

- Когда же ты успел?

- Слава богу, полтора года прожил здесь!

- Ах ты какой! И хоть бы сказал когда!.. - с любовью заметил Иван Андреевич.

Отец был очень рад, что Вася поступит в технологический институт - Вася в академию не пожелал, - но все-таки видел, что беседы его не переубедят юношу. Отец звал сына не туда, куда стремился юноша. Он предлагал ему счастие, а сын искал креста.

Марья Степановна тревожно смотрела на Васю. Она нередко спрашивала: "Что с ним? Здоров ли он?"

- Ничего, мама, не беспокойся, я здоров.

- Но отчего ты такой нелюдим?

- Так уж... Разве это тебя огорчает?

- Тебя жаль. Мне все кажется, что ты болен. Не остаться ли тебе еще годик в деревне?

- Нет, я поеду. А ты не беспокойся.

И он обвил шею матери своими длинными руками и нежно глядел ей в глаза. А мать тоже смотрела долго на него, и вдруг ей сделалось жаль сына. Ее поразило что-то особенное в этом нежном, страдальческом взгляде, и почему-то показалось ей, что сын не жилец на свете. Слезы тихо закапали из ее глаз.

- Ты что это? Не плачь, дорогая!..

- Милый мой!..

- К чему плакать? Разве я такой жалкий?

- Нет, нет. Так... взгрустнулось.

Вася долго сидел около матери и все старался ее успокоить. Она сквозь слезы улыбнулась, улыбнулся и он.

Однажды Вася откуда-то пришел домой со связкой книг, необыкновенно взволнованный и возбужденный.

- Что с тобой, Вася? Откуда ты? - остановил его Николай, пораженный встревоженным видом брата.

- От Прокофьева. Он мне книг дал.

- Разве он приехал?

- Две недели тому назад.

- Покажи-ка, что за книги?.. Ого!.. - протянул Николай. - Книги все хорошие. Да разве ты, Вася, знаешь французский язык?

- Ничего себе, знаю. Читать могу свободно.

- Когда ты это успел?

- Да здесь.

- А это что за список у тебя из кармана торчит? Можно взглянуть?

- Смотри.

Николай пробежал длинный список книг и проговорил:

- Список превосходный. Это на что же?

- Прочитать надо.

- Прокофьев советовал?

- Да.

- У него книг, видно, много?

- Ах, если бы ты знал, Коля, сколько у него книг! Вся комната завалена книгами, и все такими. А сам-то как живет, - тут же и кровать; скромно-скромно живет. Я у него целое утро провел и целый бы день остался, да ему некогда. Он пошел рабочим лекции читать.

- Лекции?

- Как он говорит! То есть не то, что хорошо... нет, и хорошо, а знаешь ли, - так никто не говорил, то есть я не слыхал. Никто! Знаешь ли, Коля, все, о чем я думал, что меня мучит, он понял... Нет, Коля, это такой человек, такой...

- Да говори толком, а то только и слышу: такой человек, такой человек! Что за телячий восторг!

- Не смейся, Коля! Ну да, я в восторге. Ведь он, Коля, все мое душевное состояние объяснил. Ведь он... Да ты пойми, Коля, пойми, голубчик... Он не так, как все... Он не для себя живет... Он...

- Эка восторги какие! А для кого же? - насмешливо перебил Николай.

- Для кого? Да ты, Коля, опять смеешься. К чему же ты расспрашиваешь? Я не стану говорить. Я не могу слышать, когда над такими людьми смеются!

И Вася прошел в свою комнату.

XXXI

В светлый сентябрьский день, в четырехместной коляске, с кучером Иваном на козлах, ехало семейство Вязниковых на станцию железной дороги. Грустные сидели старики, поглядывая на своих сыновей. Особенно печально сидела Марья Степановна, едва удерживая слезы.

- Полно, полно. Ведь они на рождество приедут. Коля, может быть, будет занят, а Вася непременно приедет. Ведь так? - обратился Иван Андреевич к сыновьям.

- Я приеду! - отвечал Вася.

- И я постараюсь, если только будет какая-нибудь возможность.

- И Леночку привозите! - вспомнила Марья Степановна.

- И ее привезем, мама! - сказал Николай.

- Вот видишь ли! Всего каких-нибудь три месяца одним нам прожить. Много ли? И не заметим, как пролетит время, а чтобы оно скорее летело, вы, мои милые, письма нам чаще пишите. Смотри, Вася, ты обещал со мною особенную переписку вести! - пошутил Иван Андреевич. - Не забудь же. Просвети меня. Может быть, и я, на старости лет, стану утопистом. Кто знает! Да смотри, Вася: тебе, голубчик, может быть, двадцати пяти рублей не хватит, так ты пиши.

- Куда больше!

- А на дорогу вам мы пришлем. Только приезжайте.