— Да, Сань, да. Не знаю, что делать. Посмотрю на нее, как раз иду. Нет, не думаю. — Гном говорил непривычно резко и коротко, а его интонации кололи слух. И как-то сразу становилось понятно, что про меня говорит… — Даже так? То есть, она — наемница Окунева, да? Еще тогда, значит… Пиздец, брат, просто пиздец. Я себя чувствую идиотом. Надо же, как классно наебала… Надо тест скорее делать, может, и насчет Ксюшки тоже… Не ори. Не ори, я сказал! Я только предполагаю… Если она так виртуозно врет, то тут-то ей что помешает напиздеть? Нет… Черт… Я не знаю, Сань, что делать. Теперь уже не знаю.
Он удалялся по коридору, все так же негромко рыча в трубку, а я замерла возле зеркала, как до этого… И смотрела на себя.
Ну что, Женька, вот тебе и реакция. Хорошая? Нравится?
В принципе, все логично.
Я обманщица. Скорее всего, Саня сейчас плотно пообщался с Ковровым и выяснил, про какого Окуня тот говорил, связал все ниточки шестилетней давности… А еще, возможно, они добрались до Корнея… И конечно поимели кучу вопросов ко мне. И злобу. И сомнения в моих словах. Всех моих словах. И насчет Ксюшки тоже.
Мне совершенно неожиданно стало дико обидно.
Не за себя даже, плевать на себя, заслужила своим враньем бесконечным. За дочку. За то, что они в один момент вот так легко поставили под сомнение их родство. То есть, как без теста признаваться ребенку, смущать ее, вводить в заблуждение, так это запросто.
А при любом напряге — вот такие оскорбительные сомнения…
А не пошли бы они!
А пошли бы!
Я потом не могла сказать даже, что именно мною двигало, почему я поступила так, как поступила. Пожалуй, впервые в жизни я руководствовалась в своих поступках не головой. Хотя… Не впервые. С моими Дедами Морозами, моими боссами, такое происходило регулярно.
Так чему удивляться тогда?
Я выдохнула, умылась и вышла из туалета.
У дверей палаты столкнулась с Гномом, выскочившим наружу, наверняка, в поисках меня. Не застал в палате, не стал слушать Варькины объяснения, побежал искать.
— Малыш… — он аккуратно придержал меня за плечи, заглянул в глаза настолько внимательно, жадно и в то же время ласково, что я даже на мгновение потерялась: не совпадало его поведение с тем холодным, острым бритвенно тоном, который резанул слух только что. — Ну ты чего встала? Как ты?
Я молча смотрела на него, не в силах что-то сказать. И выискивала следы фальши в глазах, следы недавней жесткости и холодности в голосе. И не находила.
Ты, выходит, отличный актер, да, Гном?
Что в твоем поведении правда? А что ложь? И не дура ли я?
— Малыш…
Я краем глаза увидела, как Варька выводит из палаты Ксюшку, и сразу поняла, что делать дальше буду.
— Мне… Нехорошо… — пробормотала я, немного провисая в его руках.
Гном тут же потащил меня обратно в палату, уложил на кровать.
Варька зашла следом. Ксюшка с писком “мама, мама” тут же побежала ко мне.
— Я сейчас врача… — сказал Гном и быстро вышел из палаты.
Я тут же села, жестом приказала дочери молчать и жестко посмотрела на Варьку:
— У тебя тут есть вещи?
— Нет… — растерянно ответила племяшка.
— Хорошо. Валим.
— Но…
— Заткнулась и вперед к туалету.
Варька, приученная реагировать мгновенно на мой тон и приказы, больше не спорила.
Я подхватила Ксюшку на руки, моя умная девочка тоже все поняла правильно и молча вцепилась мне в шею.
Мы быстренько, буквально в одну минуту, достигли туалета и совершенно спокойно вылезли из окна прямо на площадку за зданием.
И оттуда, уже бегом, с территории клиники.
Уж опыт быстрого перемещения в пространстве у нас всех имелся.
На улице, сориентировавшись, мы рванули туда, где я предусмотрительно спрятала нужные нам вещи. На черный день. У меня в кармане валялась мелочь, как раз хватило на метро для нас троих.
Портосика забрали по пути, благо, ветклиника находилась неподалеку.
Вообще, все на редкость удачно сложилось, наверно, судьба не хотела, чтоб я осталась рядом с моими боссами.
Деньги, новые документы, карточки…
Я умела быть предусмотрительной, а еще всегда слегка паранойила, и теперь это все мне было очень даже на руку.
В конце концов, в далеком сибирском городе мы будем совсем незаметными, сможем затеряться.
Отходной путь, который я готовила на случай, если однажды не вернусь с задания, пригодился.
Уже в поезде я набрала по новому своему телефону Корнею. С тщательно скрываемым опасением, потому что слова Ковра не оставляли надежды.
Но появившееся на экране лицо Корнея, все в синяках и ссадинах, но вполне узнаваемое и привычно ледяное, сразу дало понять, что у проклятого придурка слова сильно расходились с делом. Ну, или Корней — на редкость крепкий и вредный сукин сын, которого проще оставить в покое, чем прибить.
— Рад видеть вас живыми, — сухо поприветствовал меня Корней, — вижу, в дороге. Не спрашиваю, куда.
— Корней… Спасибо большое… — я, честно говоря, не знала, что еще сказать, на глаза слезы наворачивались.
— Концепция прощения здесь не подходит, — спокойно ответил Корней, — больше концепция пользы. Вы были мне полезны все это время… И ни разу не подвели. Кроме последнего. Не думаю, что здесь возможно было поступить иначе.