Два билета в никогда

– Неважно. Это уже неважно, милый… Прости, я должна это сказать.

– Что – «это»?

– Ты знаешь.

Птичий язык неразлучников, да. Эти двое понимали друг друга с полуслова. И только Вересень оставался в неведении – о чем именно они толкуют.

– Ты должна хорошо подумать, детка. – В голосе Анатолия не было и намека на укоризну, только всепоглощающая нежность.

– Я уже подумала. К черту все. Обстоятельства изменились – и придерживаться уговора больше нет смысла.

– Он и так не продлился бы долго.

– Тем более.

– Ты предательница, Соня.

Это сказал Саша. Он не смотрел на ту, кому были адресованы эти слова. Лицо его сморщилось от нестерпимой боли, а пальцы сжались в кулаки.

– Можешь называть меня как угодно. Плевать. Я должна защитить свою семью, и я ее защищу. А мертвым все равно. И тебе должно быть все равно. После того, что сделала с тобой твоя мать.

– Ты предательница.

– Хотелось бы понять, что здесь происходит, – не выдержал Вересень.

– Я объясню. – Рыжая богиня сделала глубокий вдох, собираясь с силами. – У нас были сложные отношения с Беллой Романовной. Мягко говоря. И если бы это касалось только меня… В конце концов, свекровь и невестка не обязаны ладить. Но она была нетерпима к своим сыновьям… Делала их жизнь невыносимой.

– Говори о себе, – устало отозвался Саша.

– Да. Все, что я сказала о ней раньше, – правда. Кроме одного. Я ее не очень-то любила. – Софья снова обернулась к мужу: она искала поддержки и просила прощения одновременно. – Черт. Я не любила ее совсем. Но никогда бы не причинила ей зла. И уж тем более… не подняла бы на нее руку. Даже если предположить на секунду, что я закоренелая преступница, которая жаждет завладеть ее деньгами…

– Как всегда жжешь, Ма! – Аня смотрела на мать с неподдельным изумлением.

Софья не удостоила девчонку и взглядом, она в упор смотрела на Вересня.

– Даже если предположить это… Я бы и пальцем не пошевелила. По той простой причине, что ситуация очень скоро разрешилась бы сама.

– В смысле? – Вересень яростно поскреб подбородок, пытаясь сообразить, к чему клонит женщина.

– Глупо убивать человека, который уже умер.

Опаньки. Час от часу не легче. Где-то в недрах вересневского организма начало зреть глухое раздражение и злость на рыжую возмутительницу спокойствия. Вместо того, чтобы просто и доходчиво объяснить ситуацию, она еще больше запутывает ее. Устраивает театр одного актера, не брезгует мелодраматическими эффектами, напускает туману. И вообще, ведет себя, как абитура какой-нибудь сраной Щуки, а не как взрослая тетка, жена и мать.

– Тут вы ошибаетесь, Софья… – Вересень исподтишка заглянул в листок с именами всех присутствующих. – …Леонидовна. Ваша свекровь умерла, потому что была убита. Никакой другой последовательности не существует.

Софья Леонидовна, жена и мать, пропустила его замечание мимо ушей.

– Прости, Толечка. И ты, Саша. Но той Беллы, которую мы все знали, нет. Она перестала существовать еще до сегодняшней ночи. Нет, я не могу… Это труднее, чем казалось.

– Давайте тогда уж я.

Голос Карины Габитовны, ровный и спокойный, резко контрастировал со взвинченными интонациями рыжеволосой. Облегченно вздохнув, та произнесла:

– Спасибо, Карина.

– Дело в том, что в последнее время Белла Романовна страдала болезнью Альцгеймера. Причем в тяжелой и ураганно прогрессирующей форме. Вы понимаете, о чем я говорю?

Вересень попытался припомнить хоть что-то, связанное с Альцгеймером. Но на ум приходила лишь болезнь Паркинсона – там вроде бы сильно тряслись конечности… Ага, вот. Старики. Альцгеймер поражает стариков, старческое слабоумие и все такое. Из головы вылетает то, что помнил раньше, включая имена близких. Их просто перестаешь узнавать. Перестаешь узнавать всё. Забываешь о самых простых вещах. О том, что нужно покормить дурацкого парня, к примеру. И самому покормиться. Спасения от этого нет. Или медицина уже шагнула так далеко, что можно повернуть болезнь вспять?.. Судя по грустному лицу Саши, врачебное сообщество пока бессильно.

– В общих чертах представляю, – сказал Вересень. – Это история о том, как человек превращается в растение. Все правильно?

– Все сложнее. Но для первого приближения сойдет.

– Она что, никого не узнавала?

– Я не готова обсуждать это… – фразу Карина Габитовна не закончила, но Вересень понял, о чем она хочет сказать.

Я не готова обсуждать это публично, в присутствии близких родственников. И людей, которые не имеют к семье никакого отношения.

– А как же ее работа? Как она могла управлять своей корпорацией в таком состоянии?

– Э-э… Мы как раз решали данную проблему, – ушла от прямого ответа личный секретарь. – Ситуация щекотливая и очень непростая… Все в «Норд-Вуд-Трейде» было завязано на Белле Романовне…

– Ну, это же не в одночасье произошло? Нет так, чтобы она проснулась поутру – и привет, новая реальность?

– Конечно нет. Но повторюсь… я бы не хотела обсуждать медицинские аспекты.