Два апреля

Потревоженные ревом мотора люди приподнимались, глядя. Женщины прислонили к пруди бюстгальтеры. Овцын пожал руку Володе и прямо с мостика прыгнул в воду. Когда он вышел на берег, на него затявкала собака Роза.

- Что с тобой, зверюга? - удивился он.

- Я объяснила ей, какой ты злодей, - сказала Эра. - Разве можно уплывать так надолго? Думаешь, здесь никто не волнуется? Конечно, ты бы не волновался... И что это за катер доставил тебя с таким шиком?

- Пограничник. Встретились на рубеже территориальных вод.

- Ты хотел уплыть от меня в Турцию? - спросила Эра.

- Думаю, что никакая Турция меня уже от тебя не спасет. Знаешь, кто этот мальчик на мостике? Сын флагманского капитана Георгия Сергеевича Левченко.

- Не может быть! - поразилась Эра. - Неужели так тесен мир?

- Да. И в нем все может быть. Меня в этом не разубедишь.

Володя пришел около семи часов вечера. Он был на удивление свеж, чист, одет в парадную форму и пах духами. Несмело поздоровавшись, он умолк и сел на предложенный табурет, не расслабив спины. Произнесли несколько обязательных фраз о прелестях Черноморского побережья Кавказа. Потом еще несколько обязательных фраз о том, что среднерусская природа все-таки лучше и добрее к душе человеческой. И еще несколько обязательных фраз о неустройстве быта приезжих.

- Вы давно здесь? - спросила Эра.

- Сразу после выпуска сюда направили, - ответил Володя. Когда был выпуск, он сказать забыл.

- И нравится? - спросила Эра, и Овцын понял, что ее не очень интересует, в каком году Володя выпустился из училища.

- Сперва нравилось, - сказал Володя. - Хочу проситься куда-нибудь на Север.

Отвечая на вопросы Эры, Володя умоляюще глядел на Овцына.

Казалось, он не может смотреть па Эру, Едва взглянув, он отводил глаза и начинал часто мигать. Разговор вяло тянулся, и, почувствовав, что сейчас он окончательно иссякнет, Володя проявил, наконец, инициативу.

- Я хотел вас пригласить... Конечно, я понимаю, что это, может быть, невежливо с моей стороны... но так как Иван Андреевич плавает вместе с моим отцом...- Вопль о помощи был во взгляде, который он кинул на Овцына, но Овцын смолчал.

- В этом нет ничего невежливого, - помогла ему Эра. - Это очень естественно, и нам приятно. Верно?

Овцын кивнул.

- Да?- Володя оживился. - Тогда поедем в Гагру. Вы не беспокойтесь, там у калитки такси.

Эра ласково упрекнула его:

- Почему же вы сразу не сказали, что ждет такси? Зачем было полчаса толочь воду в ступе под перестук счетчика?

- Пустяки, - расхрабрился Володя. - Все равно мне здесь деньги некуда девать.

Замечание о воде в ступе не задело его, и Овцын подумал, как хорошо было в юности, когда и до него такие вещи не доходили.

- Ну, раз вы широкий человек, - улыбнулась Эра, - тогда я позволю себе одеться поприличнее. Идите, ребята, погуляйте во дворике.

В Гагре они отпустили машину и пошли не в «Гагрипш», а через бульвар в «Грузию».

- Там проще, - говорил Володя, - но человечнее. Интимнее. И море рядом, мы сядем так, что его будет видно.

- Я думала, вы любите, что пошикарнее, - кольнула его Эра. - Вроде такси у подъезда.

- Тоже мне шик! - смутился Володя и ускорил шаги.

В ресторане, выбрав столик с видом на море, которого по причине ночной темноты видно не было, он стал читать меню; но вдруг спохватился и, сказав: «Простите, пожалуйста», подал его Эре. Эра не взяла меню, сказала убийственно-ласково:

- Я не умею выбирать, выберите мне сами, на свой вкус.

- И мне, - добавил Овцын, разглядывая зал, официантов, столы, эстраду, публику, - Все-таки вы здесь с самого выпуска, лучше меня знаете здешнюю кухню.

Становилось скучновато. До третьей рюмки Овцын и Эра рассказывали об арктическом переходе. Но после третьей Володя оживился, даже чуточку сверх меры. Глаза его заблестели, появились, наконец, над столом руки, которые он до того старательно прятал под скатертью, хотя надобности в этом не было - руки как руки. Он заговорил, стал расписывать, как с молочных еще зубов мечтал уйти в море, доплавать до чина капитана дальнего плавания и как бес его попутал - прельстил блеском золотых погон и кортиков с ручками из слоновой кости, могучестью красавцев крейсеров, сладким запахом пороха и грохотом сражений, желанной музыкой для уха настоящего мужчины, И рухнула хрустальная мечта. Все рухнуло! Какие теперь при ядерном оружии сражения? Никаких теперь не может быть сражений. Красавцев режут на металлолом, из которого делают акул-субмарин, кортик валяется в шкафу до церемониального случая, и даже золотые погоны срезали с морских офицеров. Пришили черные - может, по причине сокращения расходов на вооружение. А важные капитаны дальнего плавания все так же недостижимо стоят на своих белых мостиках, в фуражках с большими, украшенными золотым лавром козырьками, курят благовонный кэпстен из обтекаемых брюйеров верескового корня, влюбляют в себя широкоглазых красавиц н хладнокровно вводят лайнеры в порты, шумящие порты с названиями, от которых замирает душа.