Душман. Последний выстрел

Он попытался вырваться из рук своих мучителей, однако один из боевиков ударил его прикладом по голове. Голова солдата безжизненно дернулась, и он потерял сознание. Лицо его стало красным от хлынувшей из раны крови. Ему и Харламову пробили ноги, когда они уже были без сознания от болевого шока.

Из машин спрыгнули боевики и направились к месту казни. Всем было интересно посмотреть, что будет дальше с этими русскими.

– Это им на Пасху подарок от Гелаева! – крикнул забрызганный кровью родственник Дату. – Я думаю, что они здесь долго будут висеть, пока не подохнут. Капитан! Ты слышишь меня? Скажи нам, где твой третий товарищ, и я сам лично убью тебя, чтобы ты не мучился.

Он раскатисто засмеялся хриплым смехом. Дату отвернулся в сторону. Он не любил казни. Он был солдатом и привык убивать своих врагов в открытом бою, а не резать их вот так, словно свиней.

– Что отвернулся, Дату? – спросил его Гелаев. – Жалко? А ты, оказывается, слабоват в этом.

– Прости, командир, но я не привык смотреть на все это. Я солдат, а не гестаповец!

Лицо Гелаева исказила гримаса недовольства. Он резко повернулся к Вахаеву и схватил его за ворот куртки.

– Ты что, Дату, сравниваешь меня с гестаповцем? Тебе не кажется, что это перебор с твоей стороны. Может, ты забыл, как эти русские свиньи танками раздавили твою семью? Быстро ты все забываешь. Пусть я в твоих глазах и буду палачом, но я все равно буду убивать этих русских, в том числе их женщин и детей, если это понадобится моей родине.

Гелаев махнул рукой, и боевики с помощью веревок подняли кресты и стали их укреплять, чтобы они случайно не упали на землю. Их вкопали прямо в кучи земли, которые кто-то вывалил здесь еще до начала этой войны.

Поначалу страшная боль пронзила Павла. Его накаченное ежедневными тренировками тело обвисло на тонких гвоздях. Но вскоре центр тяжести приняли веревки, затянутые под подмышками. Он посмотрел вниз на смеющиеся лица своих врагов. Взгляд его в эту минуту был, наверное, таким же, как и у распятого Христа, полный мук и отчаяния, что заставило боевиков прекратить смех и отойти немного в сторону. Вскоре он уже не чувствовал ладоней и не ощущал боли от вбитых гвоздей. Зато страшно болели изуродованные гвоздями ноги. Боевики вернулись к своим машинам и стали занимать в них места. Наконец, насмотревшись на муки русских, сел в свой джип и Гелаев. Его машина медленно объехала остальные автомобили и медленно двинулась в сторону села. Вслед за ней потянулись и другие автомашины, поднимая облака серой дорожной пыли.

***

– Харламов, ты живой? – спросил его Павел, как только пришел в себя.

Он повернул голову в сторону и увидел висящего на кресте Харламова. Тот повернул голову в сторону Павла и попытался улыбнуться. Однако улыбка не получилась. Чтобы скрыть набежавшие от боли слезы, он отвернулся в сторону. Крест молодого солдата стоял немного позади, поэтому Лавров не мог его увидеть, даже повернув в его сторону голову.

– Да, товарищ капитан, – сладив с собой, тихо произнес Харламов. – Пока живой, но лучше бы умер сразу, чем висеть вот так на кресте и мучиться.

Лавров про себя усмехнулся. Стараясь каким-то образом поддержать Харламова, он снова обратился к нему.

– Слышишь, Харламов? Кажется, они возвращаются, – произнес Павел, услышав шум приближающейся автомашины. – Наверняка, возвращаются, чтобы добить нас.

– Мужики! Я тоже еще жив, – произнес у Павла за спиной молодой солдат. – А, как долго живут люди на кресте?

– Тебя как зовут? – спросил его Лавров. – Откуда ты?

Павел хотел поддержать и его, потому что тонко почувствовал, что солдат боится умереть в одиночестве.

– Никита! Я, повар. Отстал от колонны. Пошел за водой и попал к ним. А сам я из Татарстана. Есть там такой город, называется Елабуга. Слышали?

– Слышал. Я сам из Казани. Мы с тобой почти земляки.

– А сколько на кресте человек живет? – снова спросил он Павла.

– Насколько я знаю, от двух дней до недели. В основном, люди умирают от заражения крови и жажды. Раньше палачи обычно ждали три дня, а затем убивали.

– А почему убивали? Им что воды было жалко дать?

– Что за вопросы ты мне задаешь? Ты Библию читал или нет?

– Нет, не читал. Я атеист.

– Дурак ты, Никита, а не атеист.

За спиной у Павла раздался шум остановившегося автомобиля. Раздался хлопок закрываемой двери, и Лавров увидел Дату, который стоял перед крестом и внимательно смотрел на него.

– Жив еще? – задал он вопрос Павлу. – Вижу, что жив. Сейчас я сниму тебя с креста. Потерпи немного, сейчас будет очень больно.