Душегуб

– Нет. Я решила тебя немного позлить. Дела важные и государственные, считаю, закончились лишь на время. У тебя все впереди, ты молод. Ну а сейчас, ты уж не обижайся, настало время реальных дел, а не разговоров, их было уже достаточно. Вам в обкоме за них платили немало, а льгот разных ты имел еще больше. Теперь просто так деньги платить никто не хочет, их нужно добывать. Лесное предприятие – не худшее место для этого.

– Ты откуда знаешь?

– Догадываюсь, как экономист, потому что лес – это неисчерпаемое богатство.

– Для меня он очень темный, – скаламбурил Нексин.

– Ничего страшного, думаю, что нужно только приложить ум и постараться, тогда все получится…

Они на этом поладили меж собой, и Елена Аркадьевна, подхватив Нексина под руку, повела его домой по крахмально-хрустящему снегу, падающему крупными влажными хлопьями на вечерний город. Тускло горели фонари в сквере, словно кто-то невидимый жадничал с электричеством, но они не замечали этого, активно обсуждая ожидающие их скоро перемены.

Нексин раздумывал о случившемся целую неделю, потом позвонил Михаилу Баскину – начальнику Управления областной администрации, а еще через два дня они встретились в уютном ресторанчике «Антракт» у областного театра. Они не виделись немногим более месяца, общались только по телефону, как раз после назначения Баскина на должность, и Нексин был удивлен тем переменам, которые произошли с его бывшим коллегой и приятелем, занимавшим прежде такую же должность, как Нексин, инструктора по идеологии, но рангом ниже – в горкоме. В Баскине не осталось и налета почтительности, малозаметной, но всегда имевшейся по отношению к Нексину, пусть даже они были приятели, без этого было невозможно в чиновничье-партийной среде, где независимо ни от каких обстоятельств существовала субординация. Теперь Баскин был, наоборот, заметно раскованным с Нексиным, как с равным, и даже немного снисходительно-любезен. Во всем обличье Баскина, начиная с добротных и дорогих импортных вещей, запаха хорошего одеколона, заканчивая немного наигранной, подчеркнуто-деловой манеры говорить, был другой человек, вдруг обнаруживший, что он себя должен относить к персонам важным, каждое слово которых, словно золотое яйцо сказочной курицы, дорогого стоит.

– Алексей Иванович! – сказал Баскин. – Дорогой мой, я помню все хорошее, что ты мне делал прежде, курируя меня в горкоме. Поэтому рад, что прислушался ко мне. Со своей стороны постараюсь буквально в течение следующей недели все окончательно решить, разумеется, с кем надо. Так что поедешь в лесхоз сразу с приказом.

– Спасибо, Михаил Леонидович! – начал Нексин, в голосе которого теперь, напротив, появились нотки подобострастия, которое у него было ранее в беседах с теми, кто выше его по должности. – Уж извини, пожалуйста, меня, что так долго раздумывал над твоим предложением. Все как-то стало сложно в жизни… Хотел бы знать: чем буду обязан?..

– Знаю, знаю, – перебил его Баскин, – Елена Аркадьевна рассказывала… Понимаю, как тебе нелегко теперь… Это, конечно, возмутительно, что она говорила о сожжении партийного билета.

– А когда она успела об этом рассказать? Ты ее видел?..

– Да нет… – замялся Баскин. – Мы говорили по телефону.

– Странно, но она мне об этом не сказала.

– Это, думаю, не так важно, главное – результат. Умница она у тебя, Алексей Иванович, и хорошо, что успела мне сказать, потому как, если бы не сказала, еще через день-два стало бы поздно… Кого-то уже планировали директором лесхоза.

– Сказать честно, не очень себя представляю в лесхозе.

– Перестань, не хочу повторять банальности, наподобие того, что «не боги горшки обжигают», у тебя огромный опыт работы с людьми. Что главное в кадровой работе?.. Человек должен быть свой, надежный! Сейчас, к твоему сведению, почти все наши не только из горкомов и райкомов партии, а и комсомольцы пошли руководить фабриками, заводами, пароходами и прочим; грядут огромные перемены, и нужно понимать, что прежней жизни уже нет и не будет, все заводы и пароходы были общими, а станут чьими-то… Мы жили хорошо прежде и дальше должны жить не хуже, даже лучше… За это нужно выпить. – Баскин разлил по рюмкам коньяк, они чокнулись и выпили. Он продолжал: – И давай договоримся раз и навсегда, пускай прошлое останется только в наших головах, но не делах. Помнишь, как-то был у нас семинар, проводил его доцент из Института марксизма-ленинизма. Он верно подметил, словно зная наперед: «Будут серьезные перемены… Всему есть предел… В первую очередь это касается дел человеческих…» Так что, Алексей Иванович, все, что идет от людей, – это до поры до времени. Теперь, как видишь, пришел конец тому, чем мы с тобой занимались, ты в обкоме, я в горкоме, поэтому не принимай близко к сердцу сожжение партийного билета. Вывод один: значит, не могла быть вечной прежняя власть. Теперь будут новые партии, и получим мы с тобой другие партийные билеты. – Он снова налил по рюмке.