На экране были просто немыслимые сцены. Он подскочил к телевизору и выключил его. Достал кассету. Ему хотелось разбить, сломать, уничтожить ее. Но сделать это было нельзя. Он посмотрел на кассету. И в этот момент зазвонил телефон. Телефон правительственной связи. Лепин взглянул на него невидящими глазами. Затем поднял трубку.
— Я вас слушаю.
— Вы посмотрели кассету? — узнал он голос банкира.
Эти несколько секунд должны были вместить все. И его дальнейшую карьеру, и связи, и честь — его и семьи. И возможность отмены решения, и завтрашнее заседание… Нужно было подумать. Но сейчас он не мог реагировать спокойно. И он сделал то, что мог сделать любой человек в его положении.
— Иди ты на… — выругался он и бросил трубку.
В этот вечер он сидел в кабинете до полуночи. Перед ним лежали документы комиссии, который он должен был завизировать. Документы так и остались лежать на столе. Он уехал домой в первом часу, так ничего и не решив. Заседание было назначено на завтра, на двенадцать часов. Приехав домой, он с облегчением увидел, что жена и дочь уже спят. Он прошел на кухню и курил до утра, размышляя о своем положении. Кассету он привез домой и к утру заставил себя снова просмотреть ее. Не оставалось никаких сомнений. Если запись покажут по телевидению, ему придется уехать из страны. Или застрелиться. Других вариантов не существовало. Он не знал, что ему делать. И только утром он вспомнил про Рашковского.
«Клин клином вышибают», — подумал Лепин, доставая телефон.
В восемь часов утра он позвонил личному секретарю Валентина Рашковского. В девять часов утра они встретились в офисе руководителя компании «Армада».
Лепин приехал на встречу, захватив с собой кассету. За эту ночь он постарел на десять лет. Теперь ему требовалась помощь. В конце концов, приостановка поставок сырья в Австрию и поставки его в обход Украины были предложены компанией Рашковского, которая контролировала белорусские трубопроводы.
Владислав Николаевич вошел в кабинет, сжимая кассету в потных руках. Хозяин кабинета шагнул к нему первым, протягивая руку.
— У вас появились проблемы? — спросил Рашковский.
— Да, — непослушными губами произнес Лепин. — Мне нужна ваша помощь.
Валентин Рашковский был сравнительно молодым человеком. Ему было чуть больше сорока. В городе знали, что это не только очень богатый человек. И очень влиятельный. Ходили упорные слухи, что собравшиеся на свой сход «воры в законе» единогласно избрали банкира Рашковского своим «верховным судьей», неким главой комиссии, которая разбирала споры между крупными авторитетами. Мнение комиссии считалось окончательным и не подлежало обжалованию. Не говоря уже о том, что за словами комиссии стояли тысячи стволов и ножей бандитских банд от Дальнего Востока до границ с Прибалтикой.
— Какое у вас ко мне дело? — нахмурился Рашковский.
Они с Лепиным были очень похожи. Только у Рашковского была более благородная и красивая внешность. Его предки были польскими переселенцами, оказавшимися в ссылке в Грузии, а среди предков его матери были даже менгрельские цари, что очень помогло Рашковскому во время выборов некоронованного короля преступного мира. Не секрет, что почти половина авторитетов была из Грузии. А вместе с армянскими, азербайджанскими и северокавказскими преступными авторитетами они насчитывали почти три четверти всех известных «воров в законе».
— Вот, — выдавил из себя Лепин, протягивая кассету хозяину кабинета.
Когда Рашковский взял кассету, Лепин, тяжело вздохнув, едва не застонал. Теперь от него уже ничего не зависело. Теперь все будет решать сам Валентин Рашковский.
Рассказ седьмой
Говорят, понедельник — день тяжелый. Я много раз убеждался, что в понедельник не стоит начинать важные дела. Я и не собирался ничего начинать. Но история с Дипломатом уже неприлично затянулась. Нужно было заканчивать все наши приготовления одним решительным ударом. «Клиент созрел», так, кажется, говорил незабываемый Бендер. В нашем деле без юмора невозможно прожить, ведь на самом деле вся наша жизнь — это один сплошной балаган.
Утром я должен был встретиться с Ольгой. Конечно неприятно, что приходится прибегать к разного рода трюкам, чтобы убедить нормальную молодую пару получить удовольствие. Хотя, по большому счету, я, конечно, лукавлю. О каком удовольствии идет речь? Ей предстоит лечь в постель с гнусным стариком, у которого на ногах, наверно, жилы прорисованы, а дряблая грудь — как у резиновой куклы, из которой выпустили воздух. Ее мужу тоже вряд ли приятно встречаться с дикой стервочкой, чувствующей приближение климакса и бесящейся от сознания своей скорой неполноценности.