Душа Пандоры

Деми кивнула. Сын речного бога и нимфы, он был невероятно хорош собой, но очень холоден и высокомерен. Он отверг каждую женщину, что добивалась его любви. Среди отвергнутых им оказалась и нимфа Эхо. От горя ее тело увядало, она таяла, словно вчерашний снег под лучами солнца, пока от нее не остался только голос, способный лишь повторять за кем-то другим. Узнав историю Эхо и иных отвергнутых Нарциссом женщин, богиня возмездия Немезида решила его наказать. Она заманила полубога в лесную чащу, обманом подвела к источнику с чистой и спокойной, словно зеркало, водой, на поверхности которой он увидел свое отражение. Нарцисс влюбился в собственный образ, но, как и Эхо, начал страдать от неразделенной любви. Как и она, он истаял, а на его месте вырос прекрасный цветок – нарцисс.

– Но наказание богов обычно преследует человека на протяжении одной прожитой им жизни. И Актеон, и Нарцисс, насколько мне известно, пройдя через Аид, через безрадостную жизнь мертвых, получили свой шанс на новую жизнь, хоть и не получили, что ожидаемо, божественного благословения. Как и другие, они начали все с чистого листа.

– Но Арахна ведь осталась пауком на века.

– Это скорей исключение. Ты девушка не совсем обычная, необычна и твоя история. А потому… Да, это возможно.

Деми до боли закусила губу, невидяще глядя поверх плеча безмолвного Никиаса, что замер у окна.

– Божественное проклятие можно как-то распознать?

– Прежде делать этого мне не приходилось. Но даже если и так… Что ты с ним сделаешь? Его не вытравишь из тела.

В Деми, словно в колдовском котле, закипала решимость. Она не исправит содеянного, если останется… такой. Если любое проявление божественных сил в ее руках будет превращаться в тьму, что полнится ядом. А значит, остается последнее средство, последний отчаянный шаг.

– Я буду просить о милости бога, который меня проклял.

Никиас фыркнул, но Деми на этот раз даже не удостоила его взглядом. Цирцея все в той же задумчивости смотрела на нее, и было трудно понять, прочесть ее мысли.

– Я не знаю подобных ритуалов. Но о том, что тебя волнует, попробую узнать у богов.

– А до тех пор, пока не поймешь, что с тобой не так, – подал голос Никиас, – пока ты не избавишься от… Что бы это ни было… Тебе нельзя касаться пифоса.

– Ни-икиас, – протянула Цирцея.

В ее голосе читался укор, но это было скорее игрой, кокетством, нежели искренним сопереживанием. Казалось, колдунья просто оттачивает свое схожее с актерским мастерство – умение примерять разные маски.

Никиас резко отвернулся от окна. Его глаза блеснули.

– Вы хоть понимаете, к чему это может привести? Что, если надежда в руках Пандоры превратиться в гибель всему живому?

– Он прав, – хрипло сказала Деми.

Правда жалила хлеще роя ос, хлеще ядовитой паутины, но быть правдой от этого не переставала. Она отчаянно хотела доказать Алой Элладе, что может не только разрушать, но и созидать, и для этого ей нужна была Элпис. Но не этими руками из пифоса ее вынимать. Не теми, что искажали все, чего касались.

В ожидании ответа Цирцеи и ее посланца к Афине Деми помогала колдунье, как могла. Никаких проявлений магии она больше не касалась. Собирала и толкла травы, чтобы рассовать их по мешочкам, ловила в кладовой пауков, вместе с Никиасом и Ариадной отправилась к ореадам[37], чтобы отщипнуть кусочек от их каменной кожи.

Она не собиралась становиться служанкой Цирцеи и пока не считала себя чем-то обязанной ей. Деми просто нужно было занять чем-то голову и руки. Ариадна говорила: для мыслей – горьких, разрывающих душу – достаточно и бессонных ночей.

Цирцея меж тем колдовала над ритуалом, сверяла свои записи, что-то правила, смешивала травы и порошки, варила зелье за зельем. Каждое пробовала и после каждого утверждала: слишком слабое. Печать на душе Деми ему не сломать.

Им нужен был божественный ихор.

Деми не могла сказать, что за проведенное на Ээе время так уж сблизилась с Никиасом, но верила Ариадне, когда та говорила, что лед между ними треснул – пусть до его таяния было еще далеко. Глаза Никиаса при взгляде на Деми больше не метали молнии, что, если верить дневнику, случалось в прошлом. Они по-прежнему не испытывали друг к другу особой привязанности, но, быть может, примирились с присутствием в их жизни друг друга.

На Ээе, подконтрольной Цирцее территории, царило спокойствие, не свойственное Алой Элладе. Во всяком случае, той ее части, память о которой Деми смогла сохранить. Порой в калейдоскопе ее воспоминаний, воскрешенных невзначай брошенными кем-то словами, мелькали эринии во главе с Аллекто, атэморус, нападающие на людей, забирающие души керы… На Ээе главными врагами Деми были дикие звери и ощетинившиеся шипами мысли в голове.