Душа Пандоры

Деми трогала щеку, ожидая нащупать кончиками пальцев волдыри. Кожа была гладкой – боль шла откуда-то изнутри и исчезла, как только щеки перестал касаться божественный свет.

– Выходит, и сфер Гелиоса в руках я держать не смогу. И огонь Гефеста, – надтреснутым голосом сказала она. – А от дыхания бога, наверное, и вовсе загорюсь.

Стоило бы спрятать свою горечь, но та уже просто не помещалась внутри, переливаясь через край.

Будь здесь Ариадна, утешила бы. Но Доркас была иной. Она схватила Деми за руку повыше локтя, стиснула своей, таящей внутри божественную силу, а потому крепкой и сильной, как у взрослого мужчины. Прошипела на ухо:

– Не показывай им свою слабость, не позволь ею упиваться. Иначе придется расплачиваться за каждый изъян. Обнаружат в тебе трещину – будут тыкать своими грязными пальцами, пока не расковыряют до размеров пропасти. В ней и сгинешь. Поверь мне, я, Искра богини земли, знаю толк в щербинках, разломах и трещинах.

Деми медленно, с усилием, кивнула.

Пока не получалось загнать внутрь боль и горечь, залатать червоточину и сделать каменным лицо. Но она будет учиться – у той, что сама прошла через подобное.

– Мне пора. Но я приду к тебе в Гефестейон завтра, ладно? Просто… понаблюдать.

Доркас отстранилась с улыбкой сытого кота и наконец отпустила ее руку, которая уже понемногу начала неметь.

– Разумеется. Мне есть что тебе показать.

В пайдейе Деми оставила самой себе записку (если можно назвать так послание, выведенное в зачарованном дневнике) – наведаться к Доркас. Искру Геи она вспомнит, едва увидев ее имя. С этим ее память еще справлялась.

С обреченностью поднимающегося на эшафот Деми ждала, когда в пайдейю вернется Кассандра. Подступала полночь, и чары забвения понемногу стирали из ее памяти следы прожитого дня. На сей раз она, пожалуй, совсем не против забыть и жутковатую горгону, и гекатонхейра с эриниями… И в большей степени жалящие, пусть и правдивые слова и открывшуюся о ней правду.

И пускай это походило на акт мазохизма, Деми в подробностях записала все. Завтра будет тяжело. Будет больно. Но она должна помнить о себе каждую деталь. Должна. Чтобы и дальше внутри разгоралась решимость стать другой. Непохожей на ту глупую, импульсивную Пандору, разгневавшую богов и ими же проклятую. Содеянного не изменить, но она может измениться.

Деми перечитала старые записи, и на глаза навернулись слезы. Элени Ламбракис, красивая женщина и безутешная мать, вторые сутки ищет свою исчезнувшую дочку. Ей так отчаянно хотелось успокоить Элени, сказав, что ее дочь жива, да и просто увидеть ту, которую она называла мамой, а потом, наплакавшись вволю, все ей рассказать. И все эти желания были невозможны. Или?..

С болью, грызущей ее душу, она, пожалуй, справится. А вот с преследующим ее чувством вины…

Деми обнаружила Ариадну в ее покоях. Там же находился и Фоант. Не Искра, но носитель частицы силы Диониса, что лежал на клинии[27] и пощипывал виноград из чаши, улыбнулся Деми лучезарной улыбкой. Как бы ни было пасмурно на душе, она не смогла не улыбнуться в ответ.

– Ну и переполох ты здесь устроила! Давно Акрополь так не сотрясало!

– Фоант! – ахнула Ариадна.

– Так это же комплимент, – отмахнулся он. Взглянув на Деми, лукаво ей подмигнул. – О скучных и ничего не представляющих собой людях не говорят. А как по мне, так лучше уж дурные слухи за спиной, чем полное забвение.

– Не все, Фоант, жаждут внимания к себе.

– Говорю же, скучные люди, эти ваши «не все», – небрежно отозвался он, закидывая в рот крупную виноградину.

Ариадна только головой покачала.

– Я хотела тебя попросить кое о чем, – торопливо, будто подсознательно боясь, что ее в любой момент прервут, начала Деми.

Ариадна, посерьезнев, выпрямила спину.

– Я знаю, Харон отказывается переносить меня обратно. Я об этом себе написала. Но я подумала… – Деми так сильно стиснула пальцы, что они заныли. – Магия ведь может дотянуться в Изначальный мир? Отсюда, из Алой Эллады? Может, Элени Ламбракис, мою маму… – С губ сорвался долгий прерывистый вздох. – …Может, ее можно заставить обо мне забыть?

Лицо Фоанта вытянулось – казалось, для него непостижима сама эта мысль. И Деми не хотелось, чтобы ее забывали, но…

– Так будет лучше для Элени. Она не будет страдать по дочери, которая никогда уже к ней не вернется.

– Ты не вернешься в Изначальный мир? – изумленно спросил Фоант. – Конечно, даже со всей этой отвратительной войной Алая Эллада без труда выиграет состязание. Только подумай – танцующие со смертными хариты[28], прелестные музы, чудесное вино… А ты пробовала когда-нибудь нектар и амброзию?

– Фоант, – простонала Ариадна, – ради богов!

Едва слыша их, Деми резко мотнула головой.