Душа на осколки

— Знаешь, я ведь чувствую тебя иногда. Еле уловимо, отголосками где-то далеко-далеко. Я даже раньше думала, что это мне поможет. Он разлюбил меня, грезил только тобой. Но ведь во мне есть частичка тебя! Во мне есть то, что он по-прежнему любит! И даже в глазах моих он иногда видел тебя. Спросишь, откуда знаю? В его взгляде проскакивало удивление, потом нежность и боль. Вот когда это происходит, значит, он уловил во мне тебя. Но это не помогло. Ничего не помогло. У нас ведь с ним уговор. Я попросила десять лет для себя, в надежде, что их хватит, чтоб забыть какую-то… человечку. Надеялась, что однажды ночью он придет ко мне, что хоть на минуту забудет о тебе. Знаешь, как больно проснуться через полвека и понять, что никогда не увидишь ребенка, которого так ждала? А еще знаешь, как больно проснуться и понять, что мужчина, которого ты любишь больше жизни, тебя больше не любит?

Альме нечего было ответить. Конечно, она не знала. Постороннему человеку не понять горя ближнего. Не бывает одинаковых трагедий, а собственная почему-то всегда кажется куда более страшной, чем чужие.

— Скажи мне, зачем он это сделал? — на дне серых глаз зажглась боль. — Зачем разбудил, если больше не любит? Зачем не дал умереть? Зачем не похоронил тогда… с сыном? Это ведь жестоко, Альма. Жестоко выдернуть тебя из вечного сна в мир, в котором нет больше близких, а потом дать команду: «живи»! Только живи уже без моей любви. И без собственного ребенка. И с осознанием, насколько все вокруг чужое.

— Он пытался так искупить свою вину…

— Ему не удалось, Альма. Лучше б не будил, — впервые глаза отвела Наэлла. Бросив взгляд в окно, Альма увидела свет факелов слишком близко. Катастрофически близко. — Я попросила для себя десять лет. Надеялась, что смогу снова привязать. Не получилось. Время на исходе. У него есть ты. А у меня?

— У тебя есть жизнь.

— К черту жизнь! — женщина сорвалась на крик. — Неужели ты не понимаешь? Я не хочу так жить! Либо с ним, либо никак.

— Что ты…

— Он должен достаться одной. Иначе мы не сможем. Ни ты, ни я. Ведь правда? — отвечать Альма не стала. Правда. Она не могла делить Ринара с другой. Эта мысль не переставая ныла червоточинкой на задворках сознания. — Есть верный способ решить этот вопрос. Я к нему готова, а ты?

— Сейчас не лучшее время решать, мятежники могут поджечь дом, и мы…

— На то и расчет, Альма. Именно на это.

Взмах женской руки, и так же стремительно, как щелкнул замок, на окнах захлопнулись ставни. Света сразу стало в разы меньше, по спине Альмы прошел холодок.

— Давай проверим, кого он ринется спасать первой? Кого успеет спасти.

— Нет, — Альма мотнула головой, направляясь к двери. Теперь ей стало откровенно жутко. Не за себя. За то, что сумасшедшая создает ловушку для Ринара. Он ведь ринется. Обязательно ринется. Девушка знала, что дергать ручку бессмысленно, но все равно раз за разом рвала, надеясь на чудо.

— Почему? Боишься, что выбор будет сделан не в твою пользу? Зря. Сейчас-то шансов у тебя больше. Сейчас он искренне считает, что любит именно тебя.

Не слишком внимательно слушая, о чем говорит собеседница, Альма помчала уже к окнам. Попыталась разбить стекло, но предметы от него отскакивали, даже не долетая, приблизительно так, как от созданного Ринаром щита.

— Лучше присядь, успокойся, подумай о хорошем. Если они подожгут дом, сюда огонь дойдет не сразу. А будешь там метаться, скоро станет мало воздуха. Мне-то все равно, а вот тебе неприятно.

— Сумасшедшая! — очередная полетевшая в стекло ваза отскочила, упала на пол, разлетелась на кусочки.

— Я бы сказала — отчаявшаяся. Мне правда уже нечего терять. Зачем жить, если его выбор падет на тебя? А так, возможно, он поймет, что ошибся.

Метнувшись к двери, Альма с силой садануло по ней кулаком.

— Аргамон!!! — отчаянный крик не принес желаемого результата — с той стороны не откликнулись. — Аргамон!!!

— Он слышит.

Спокойствие сидящей на софе женщины убивало. Она следила взглядом за тем, как Альма мечется по комнате, хватает сподручные предметы, бросает их в окна, пытается взломать дверь каминной кочергой.

— Слышит, но сделать ничего не сможет. Откроет только Ринар, если захочет. И вынесет одну. Будь уверена, отсюда выйдет одна. Во второй раз я запечатаю дверь так, что открыть не сможет уже никто.

— Аргамон!!!

— Перестань кричать, девочка.

— Это игры со смертью! — воздуха уже не хватало. Альме казалось, что жар факелов действительно начинает завладевать зданием.

— Нам ведь не впервые играть со смертью, Альма. На что ставишь? — Наэлла откинулась на спинку софы, блаженно прикрывая глаза.

* * *

Аргамон слышал ее крик. Стоял у лестницы, смотрел вниз, а слышал только ее крик. Она звала на помощь. Звала его. А он не мог пошевелиться. Не мог снять руки с перил, не мог сделать навстречу ни шага.

— Вы никогда еще не были так жестоки…

— Ты никогда еще так не нарушал.

— Но ведь это не спасло…

— Не спасло.

* * *