Душа на осколки

— Ты приедешь, подхватишь на руки, зацелуешь синие уже от холода губы, разозлишься, что веду себя как ребенок, а потом забудешь и о волнении, и о злости, только о губах не думать не сможешь. Прямо там, в высокой траве, а потом дома, и снова в траве, где угодно…

Девушка повернула к себе его голову, впиваясь в губы. Он пытался сдерживаться, не поддаваться ее отчаянному шепоту, а вот не менее отчаянному поцелую сдался. Целовал так, будто скорей умрет, чем оторвется, но и с этим справился.

Рыкнул, отстранился, приподнял девичий подбородок, так, чтоб смотрела на него, а ему было удобно жадно разглядывать напоследок ее лицо.

— Так и будет, Альма. Точно так, как ты сказала. И когда я приеду, даже думать не смей о том, чтоб не встретить, в высокой траве, дома, снова в траве, где угодно. Так и будет, Душа.

В который раз за утро ему снова пришлось приложить ужасное усилие, чтобы оторваться от нее, взять за руку, подвести с запряженной лошади, принять бразды из рук управляющего.

— Скучай, — нежно коснуться бледной щеки, втянуть цветочный аромат волос.

Это могло продолжаться вечно. Она вечно могла заставлять его остаться еще на минутку, час, день, но уезжать все равно придется. Резко отстранившись, Ринар вскочил на коня, почувствовал, как Альма прижимается лбом к колену, как прерывисто вздыхает, не выдержал, вновь проводя рукой по медным волосам.

— Неделя, Ринар. Не-де-ля.

— Хорошо, — бросив последний взгляд в глаза жены, Ринар пустил лошадь в галоп. Попроси она еще хотя бы раз, он бы не выдержал. Действительно плюнул на все, остался, а сейчас нельзя. Слишком много людей и судеб зависит от него. Как бы ни хотелось, пока нельзя. Он не оборачивался до самого щита, не оборачивался и после. Только шпорил коня сильней, уносясь вдаль. Ему не нужно было оглядываться, чтобы увериться в том, что она смотрит, что уже скучает, что ненавидит за то, что снова уехал, и ждет, когда вернется. Нить, тянущаяся от груди, вновь натянулась. Правда теперь Ринар знал, что она не лопнет. Не лопнет, пока они любят друг друга. Не лопнет, пока живы.

Глава 24

Альма ушла к себе в обед. Сослалась на головную боль, а на самом деле не могла больше держать лицо. Ей было стыдно перед окружающими ее людьми, которые искренне пытались занять ее мысли чем-то, способным отвлечь от ожидания.

Шел шестой день, а легче не становилось. Предчувствие сидело в сердце занозой, не давало есть, пить, спать, заниматься делами и бездельничать. Альма пыталась изгнать это дурное чувство по-разному, но ни один рецепт так и не смог помочь.

Поднявшись в комнату, она долго мерила шагами пространство, потом сидела у окна, гипнотизируя щит, а потом опустила голову на подушку, тут же провалившись в сон.

Сначала ей снилось детство. То время, когда она еще жила в обители. Снились длинные монастырские коридоры, шелест голосов, оклики наставниц, Альма никак не могла понять, что делает там, а потом все изменилось. Она оказалась в другом своем доме. В доме Ринара. Стояла у дверей кабинета.

Сердце забилось сильней, ведь она знала — он там, внутри. Достаточно постучаться, и Ринар откроет. Они снова встретятся. Девушка занесла руку для удара, а потом отдернула ее, чувствуя жуткий жар: дверь горела.

Альма обернулась, понимая, что жар исходит не только от двери — отовсюду. Дом горел. Весь дом горит, а где-то там, в запертой комнате, Ринар.

— Нет, — больше не чувствуя жара, страха, боли, она схватилась за раскаленную ручку, дергая дверь на себя. Это не помогло. Альма кричала, пыталась чаровать, звала на помощь, но ничего не помогало. Дом горел, Ринар где-то в нем тоже, а она не могла ничего поделать.

В один момент там, во сне, она почувствовала направленный на себя взгляд, обернулась, чтобы тут же встретиться с серыми глазами.

— Ринар, — такого облегчения Альма не испытывала еще никогда. Жив. Ей достаточно было просто знать, что он жив. Неважно, что стоит за линией огня, которая по-прежнему разделяет их, неважно, что смотрит стеклянным взглядом. Жив.

— Сегодня, всегда… — но облегчение длилось недолго, девушку пробрала дрожь от того, как звучал его голос. Мертвый, холодный, жуткий.

— Ринар, — вновь забыв об огне, Альма сделала шаг к мужчине, но не приблизилась. Он не отступал, просто она подойти не смогла.

— Навеки моя…

— Ринар, — на нее смотрели безразличные серые глаза. Забытое уже выражение пробрало до костей.

— До смерти и после…

— Ринар! — не управляя голосом из-за страха, Альма крикнула, делая очередную бессмысленную попытку приблизиться.

— Не быть больше врозь нам.

Девушку выбросило из сна, будто рыбу на берег во время шторма. Альма села в кровати, пытаясь отдышаться. Ей не хватало воздуха, мысли крутились вихрем, а руки дрожали.

— Ринар, — она бросила взгляд в окно, за которым занимались сумерки — значит, проспала не больше часа.

Ей жутко захотелось, чтоб в этот самый момент вспыхнул щит, впуская хозяина. Жутко хотелось, потому что сон получился слишком реалистичным. Слишком.

Прошла минута, но ничего не изменилось. Ни на улице, ни в ощущениях. Только нить, тянущаяся от груди, чуть напряглась.