Душа Японии

В настоящем же случае дело касалось натуры совершенно иной, недоступной O-Таме, потому что в переживаниях ее предков-крестьян не было ключа для понимания ее. О-Тама не верила в тонкое различие между дочерью самурая и крестьянкой, она не понимала его. Для нее не существовало коренных различий между военным и земледельческим классом, кроме внешнесословных, созданных законами и обычаями. А законы и обычаи, по ее мнению, никуда не годились. Законам и обычаям она приписывала вину в беспомощности и неразумности самураев и втайне презирала всех дворян. Она видела, что неспособность к тяжелой работе и полное отсутствие житейской мудрости повергла их в нищету, видела, что пенсии, дарованные им правительством, вырывались из рук их хитрыми дельцами из низших классов. Она презирала слабость и неспособность, и в ее глазах зеленщик-разносчик был выше любого дворянина, в старости прибегающего к помощи тех, которые раньше при виде его снимали обувь и падали ниц. По ее мнению, О-Иоши ничего не выигрывала от того, что в ее жилах текла самурайская кровь. Хрупкость и нежность девочки она приписывала ее дворянскому происхождению, которое считала несчастием. Она читала в душе О-Иоши лишь постольку, поскольку это возможно тому, кто сам не принадлежит к культурному классу; она, например, понимала, что ненужной строгостью с нее ничего не возьмешь, и эта черта ей даже нравилась в падчерице. Но в душе О-Иоши были еще другие изгибы, недоступные ее мачехе.

Девушка глубоко чувствовала всякую несправедливость, но скрывала это чувство; в ней было непоколебимое самоуважение и скрытая сила воли, способная пересилить всякую боль. Поэтому спокойствие и покорность, с которыми она приняла известие о своем предстоящем браке с Окацаки, сбила мачеху с толку; О-Тама ждала открытого сопротивления.

Она ошиблась. Сначала девушка побледнела, как полотно; но в следующее же мгновение она покраснела, улыбка показалась на ее лице; она поклонилась и в изящных словах заговорила о детской покорности и уважении и о своей готовности во всем подчиниться родительской воле. О-Тама была приятно разочарована.

И в дальнейшем поведении девушки не было и намека на скрытую обиду. О-Тама была так рада, что выдала ей свои тайны, рассказала кое-что из комедии, разыгранной с Окацаки, и поведала ей, на какие громадные жертвы должен был согласиться старик. К избитым словам, какие всегда говорят девушке, обреченной на замужество с нелюбимым стариком, мачеха прибавила несколько действительно неоценимых советов, как в будущем вести себя с мужем. Имя Таро не было ни разу упомянуто. За советы девушка, как подобало, поблагодарила с миловидным поклоном. Советы были действительно неоценимы: всякая деревенская девушка, обученная такой опытной учительницей, вероятно снесла бы совместную жизнь с Окацаки. Но О-Иоши была только наполовину крестьянкой. Смертельная бледность при вести о ее печальной судьбе и потом внезапная краска были вызваны двумя ощущениями, о которых О-Тама не имела ни малейшего представления; они были слишком сложны для ее расчетливого ума.

Когда девушка поняла полное отсутствие нравственного чутья у мачехи и всю безнадежность, всю бесполезность протеста, поняла, что она бесповоротно продана ненавистному старику единственно ради ненужной наживы, поняла всю жестокость и позор этого торга, — ее охватил бессильный ужас. Но почти в то же мгновение в ней блеснуло сознание необходимости мужественно принять на себя все, — самое последнее, самое крайнее; необходимо было притвориться, чтобы обмануть коварство врагов.

И она улыбнулась. И под покровом этой улыбки ее юная воля стала твердой, как сталь, которая, куя железо, не гнется... Ей мгновенно стало ясно, чего от нее требовал долг: это ей подсказала кровь самураев. Надо было только обдумать, когда и как привести в исполнение необходимое решение... Она была так уверена в своем торжестве, что с трудом удерживалась от громкого смеха. Блеск ее глаз ввел в заблуждение O-Таму, которая сочла его за выражение радости при мысли о столь выгодном браке.

Был пятнадцатый день девятого месяца, а свадьба должна была состояться шестого числа десятого месяца.

Но спустя три дня после их разговора, О-Тама, встав на заре, не нашла падчерицы и поняла, что она ночью скрылась из дома. А старик Ушида не видел своего сына Таро с предыдущего дня.

Несколько часов спустя от обоих беглецов пришли письма.

Прибыл утренний поезд, отправляющийся в Киото; на маленькой станции было шумно и суетливо. Стук гэт, гул голосов и протяжные возгласы деревенских мальчишек, продающих пирожки и прохладительные напитки. Через несколько минут раздался резкий свисток; стук гэт, захлопывание вагонных дверей и возгласы мальчишек умолкли; тяжело дыша, тронулся поезд; дымя и пыхтя, медленно двинулся к северу, и маленькая станция снова погрузилась в безмолвную тишину. Дежурный полицейский запер калитку и стал расхаживать взад и вперед по усыпанному гравием полотну железной дороги, блуждая бдительным оком по молчаливым полям.