«Дело офицеров — руководить артиллерийским и минным огнем, но они же должны ободрять команду. Команда видит свои потери и не видит потерь неприятеля, надо все время ей напоминать, чтобы команда чувствовала, что ее артиллерийский огонь производит опустошения на неприятельских кораблях».
Заканчивался приказ словами:
«Флот, на котором личный состав сохранит в бою все свое хладнокровие, будет стрелять метко, а потому непременно разобьет неприятеля, если бы даже находился в невыгодных тактических условиях.
Побеждает тот, кто дерется хорошо, дерется, не обращая внимания на свои потери и памятуя о том, что у неприятеля этих потерь еще больше».
По-прежнему продолжала волновать адмирала и крепость. Появление японцев у Ляотешаня, окончившееся гибелью «Стерегущего», скоро коснулось и города: на следующий день адмирал Того во время отлива сосредоточил у южных берегов Ляотешаня эскадру, повел с броненосцев перекидной огонь по внутреннему рейду. Корректировали огонь два крейсера, находившиеся прямо против входа в гавань, вне зоны досягаемости крепостной и корабельной артиллерии. Броненосцы периодически менялись и в течение пяти часов, до начала прилива, вели губительный огонь. Сами японцы оставались неуязвимыми. Результаты бомбардировки оказались незначительными, несмотря на то, что на крепость упало более 150 12-дюймовых снарядов. Все же допускать повторной бомбардировки города Макаров не мог. Немедленно отдав приказ начать постановку южнее Ляотешаня минных заграждений, он поехал в штаб крепости — договориться о корректировочном посте на самой высокой точке Ляотешаня. Стессель занял нейтральную позицию, но Макарова поддержал Кондратенко. Более того, он сам взялся в кратчайший срок организовать такой пост. Стессель не возражал, и Макаров сразу же откланялся. Роман Исидорович догнал его на улице. Адмирал уже садился в коляску, когда увидел выбежавшего Кондратенко.
— Вы, Роман Исидорович, палочка-выручалочка для меня, — забасил он, идя навстречу Кондратенко. — Я скоро перестану здесь с кем-либо говорить, кроме вас. Какого вопроса ни коснись, все упирается в Кондратенко. Жаль, что вы не моряк. Такой помощник мне весьма необходим.
— Счел бы за честь служить под вашим руководством, но не преувеличивайте значение моей персоны… А на Ляотешане мы готовимся установить батарею, будем строить укрепления. Я знаю там каждую кочку. Кому же, как не мне, помогать вам? Работы у всех сейчас по горло.
— Полноте, не скромничайте. Я в Артуре совсем недавно, но глаз у меня наметан. Знаю, кто работает, а кто изображает кипучую деятельность. Вот Смирнов, вроде бы весь горит, а толку мало, и даже наоборот, лучше бы ничего не делал…
Упоминание о генерале Константине Николаевиче Смирнове неприятно резануло слух Кондратенко. Смирнова назначили комендантом крепости приказом от 2 февраля, после назначения Стесселя начальником Квантунского укрепрайона. Прибыл он в Артур всего на четыре дня раньше Макарова, а до этого был заместителем коменданта Варшавской крепости, окончил две академии — военную и артиллерийскую и слыл в военном министерстве крупным специалистом по обороне крепостей. Одновременно с назначением Смирнов был произведен в генерал-лейтенанты, но подчинялся по службе начальнику укрепрайона.
Роман Исидорович вспомнил, как Стессель и наместник обещали ему место коменданта, как потом тщательно скрывали от него известие о назначении Смирнова. Конечно, было обидно, но приезда нового коменданта он ждал с нетерпением, как и Макарова. Радовало, что это человек образованный, разбирающийся в инженерном деле. Обида и разочарование пришли позже, когда новый комендант направил свою энергию на мелочную тяжбу со Стесселем за полноту власти. Впрочем, это не мешало ему вмешиваться во все дела обороны с такими нелепыми предложениями, что они вызывали улыбку не только у высшего командования на крупных совещаниях, но и у подчиненных. Учение явно не пошло на пользу самолюбивому генералу Смирнову.
Макаров, заметив легкое замешательство собеседника, понял это по-своему и, заговорщицки подмигнув, заметил:
— Я не случайно сказал вам о совместной службе. Есть у меня задумка, которую не вижу оснований от вас скрывать. Буду просить Морское министерство и наместника подчинить крепость командующему флотом. И если, бог даст, мечты мои сбудутся, то вас, уважаемый Роман Исидорович, хочу видеть начальником своего сухопутного штаба.
Кондратенко не мог и мечтать о таком. Он машинально попрощался с адмиралом и окончательно пришел в себя, лишь когда тот крикнул уже из коляски:
— С ответом не тороплю, но, кроме положительного, иного не жду. Это не нам нужно: Родине, России…