Душа и навыки

А Господь, он чего? Бог взял — Бог дал, по настроению. Смотря сколько денег, смотря на какие сигареты хватает. В тот день, когда канал был открыт, и молилася бедная Ника, у Господа денег было только на «Беломор», в то время как предпочитает он, известное дело, «Золотое руно»; на худой конец — «555».

Посему он не дал, а взял. Взял Нику на небо досрочно, чтоб не молилась больше, а то у него от ея молитв бесконечных зубы даже болят.

Он тоже ведь человек. Устает иногда господствовать; хочет к Погорельскому в армию, но тот ему в письменной форме изо дня в день шлет отказы. Мол, набор закончен, колокольчиков столько, что музыки не напасешься на них. Позвоните через сорок лет, а пока все пустыни куплены, — в новых народах в этом квартале необходимости нет.

Идет тогда Господь, коему в месте отказано, в ресторацию. Размышляет там о понятии Города. К нему за столик, почуяв, что угостит, подсаживаются; сперва Марк Аврелий, потом Боэций. Слышатся пьяные крики «град божий», «град — Петроград», «Плаксам Москва ласкова» (см. И. А. Марковский «Стихи» (Прим. Сквор.)), — но это все лишь затем, чтоб Господь не забывал подливать.

На сцене певичка-Мальвина. Ей все надоело. Работа у нее — волк. А она девочка. Она слабенькая. Ей страшно. Кожа у нее нежная, а работа царапается; если слишком расчувствуется ребенок, так сразу уж даже и не царап, а без предупрежденья зубами. ещё у нее блестящая куртка хрустит. Колет ей голое тело. Она видит Аврелия, и чувствует рынок. Рот автоматически раскрывается в «Милого Августина, Августина, Августина…»

Потом ей за шиворот баксов полтинник. Полтинник, в свою очередь, тоже колет ей её голое тело — последний рубеж под блядской хрустящей курткой; далее уже сердце, но оно не принадлежит никому. Даже ей.

Вечер к концу; программа исчерпана. Она в артистическую, потом через весь кабак до дверей. Естественно, незамеченной хочет. Вроде бы шансы есть, — одежда другая. Но от Господа душу не спрячешь, даже если он пьян. Он за рукав — хвать! Посиди, мол, со мной. У меня проблемы. Погорельский на работу меня не берет, и это притом, что он — плод моей деструктивной фантазии.

Мальвина сидит рядом. Сидит час, два, четыре. Слушает. С Господом с одного блюда ест устриц. Потом тот её на такси домой и рад бы, конечно, да все деньги пропили Боэций и АвгустИн. Поэтому провожает пешком. Тихая, блядь, южная ночь… В белом небе звезды рыжеют, коим нету числа.

— Спасибо… Вот в этом иване я и живу, — говорит Мальвина, чувствуя себя обязанной улыбнуться, — на сто шестнадцатом этаже. — «Зачем про этаж?» — не понимает сама себя.

— Можно к тебе? — спрашивает Господь.

— Нет. Вот это нет.

— Прости…

Мальвина входит в подъезд и вызывает лифт. Там, божьей милостью, её посещает свежая мысль: «Господи, какая же я все-таки дура!»

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ, о Вечной Жертвенности

Вне всяких сомнений, только такой неудачный экземпляр человеческой породы, как горячо любимый мной Андерсен, мог создать полотно, в каковом Женское Начало проявило себя в столь великом подвиге Вечной Деятельности, совершенном во имя столь несвойственной женщинам идеи спасенья Мужской Души! Может быть, роль здесь сыграла некоторая НЕДОмужесвенность главного героя? Или НЕДОженственность героини? Или же просто Герда — мужчина более, нежели Кай, который более женщина; тем более что Снежная Королева — уж явно мужУчина (Не опечатка! (Прим. Сквор.)).

Но, скорее всего, Кай просто более Герда, чем сама Герда. Поиски Кая были для нее всего лишь поисками самой себя. Это часто так. Даже если имена другие подставить.

А про Кая тоже все вполне понятно становится, благодаря экранизации романа Максима Горького «Жизнь Клима Самгина». Кай, он же мальчик Борис, — голая аллегория. На выходе — ноль сигнала.

А возьмите Русалочку! Опять же, выбор за женщиной! И опять же не в её пользу! И опять же Искусство Любови требует жертв исключительно от бедных несчастных слабеньких девочек! Прямо Молох какой-то. И кстати, Куприн туда же. Тоже у него Олеся, кажется, в жертву себя приносит. А Снегурочка чего стоит? Где у тебя совесть Алексей Николаич? В каком месте у тебя её поискать? Где? В пизде, каковой от рожденья Богом ты обделен? Что за безобразие? Почему вся Совесть в Пизде?..

Что, господа писатели, вы можете, кроме как выставить свой бестыжий хуй на всеобщее обозрение? Ничего мы не можем, кроме этого. Сплошной недобор в вооруженных рядах. Писатели-девочки, так те все кляп норовят себе идеальный создать. Мальчики — идеальное лоно. Когда это все кончится?

Но, с другой стороны, так Природой устроено, что сам половой акт есть не что иное, как упрятывание слишком выпирающей и оттого беззащитной мужской части в специально предназначенный грот.

Помните сказку «Гуси-лебеди»? Опять же девочка спасает мужскую хуйню. Опять же таки старше она; но не мать; но все-таки старше.