Дурные

Странная птица — смесь вороны и голубя — подёргав тёмный воздух крыльями, тяжело опустилась на леску. Нить порвалась под ней, и птица — очень жирная и откормленная — недовольно бухнулась на землю. Нахохлившись, она вновь поднялась в воздух и скрылась — и ничего ей за это не было.

— Серьёзно? — даже повысила голос Лана.

Они устремились в открывшийся простор — скомканный, грязный, перемесивший все тропы и пути, если они тут когда-то были. Тут ходили некогда только большегрузы и гигантские махины-монструозы, но и они завязли теперь в песке: лежали на боку или стояли тихо, без стёкол и огней. Встречались местами и поваленные будки-сторожки или остатки сетки-рабицы.

— Время, Лис?

— Всё правильно, откатывается. Уже почти без двадцати.

Смутно вздрагивали блёклые всполохи высоко в кабине монструоза, над огромным ковшом, на котором, как на диване, могла бы рассесться большая компания. Наверху кто-то мелькнул и загасил лишний свет. Ещё несколько огоньков, как глаза, вспыхнуло вдалеке, там и здесь, среди старых каркасов и горок колёс, сваленных отдельно на манер хижин или шалашей. Наверно, тут обитали.

— Всё правильно… — вдумчиво, с сомнением повторила Лана.

— А что ты пыталась сказать тому мужику? — вспомнила Агнешка. — Ну, что нам кажется, что имело бы смысл.

— А, это. Что, может быть, имело бы смысл объединить усилия. Скоординироваться. Мы не последняя машина на этой дороге, и он наверняка тоже. Здесь есть ещё люди, которые так же попали в это, как мы. У кого-то чуть больше навык в чём-то. Кто-то что-то ещё видел. У кого-то остались ресурсы ещё из цивильной жизни. Мы могли бы… ну… Это могло бы быть несколько легче, если бы мы как-то контактировали друг с другом, делились бы опытом… Хотя бы просто знали друг о друге. Хотя бы знать, что столько-то есть ещё — мы не одни тут остались. Ведь даже так — это легче.

— Попутчики всех стран — объединяйтесь? — пошутила Агнешка.

— Вроде того.

Поодаль кто-то развёл огонь среди остатков того, что раньше, вероятно, было дирижаблем. Силуэты чуть двигались, грелись вокруг костра.

— С теми ребятами не хочешь объединиться? — предложила Агнешка.

— Не.

— Чего? Боишься, что-то не то там жарят?

— Нет, хорошо, я даже готова поверить, что ребята они ничего так. Но всё равно… не, — Лана покачала головой.

— Я не всерьёз, — сказала Агнешка.

— А почему, правда? — поинтересовалась с дивана Алиса. Взгляд её слегка застекленел, пытаясь не провалиться невовремя в сон. — Думаете… это они стреляли?

— Не знаю. Это, похоже, местные. Тут как будто всё уже сармагеддонилось, а они до сих пор здесь. И, возможно, будут и дальше. — Лана снова мотнула головой. — Честно? Я боюсь говорить с ними. И смотреть им в глаза.

— А не могло… — уронила Алиса и опять не закончила.

— Что?

— Ну… не могла тут уже пройти та штука? Та… хрень? Может, даже несколько раз… может быть, она ходит кругами. А они… — Алиса проскользила взглядом по уплывающим огням дирижабля за окном, — это те, кто смог пережить. Может быть, кто-то выживает, но вот так. — Алиса вскинула на секунду голову и тут же запряталась снова. — Я просто подумала про того, который голосовал… с цветами…

В глазах Ланы в зеркале на миг отразился совсем уж неприкрытый испуг, и она с тщанием сосредоточилась на дороге. Агнешка повернулась и тоже серьёзно посмотрела на Алису.

— Это получается что-то вроде кадавров?

— Кого? — Алиса нахмурилась и не поняла, но поспешила исправиться. — Это как зомби, да?

— Ну… может быть, — Агнешка опять отвернулась. — Кадавры мне больше нравятся.

Она помолчала немного, глядя куда-то вперёд.

— Ч-чёрт. Не хотела бы я так жить.

— Я… только предположила, — Алиса торопливо потрясла головой.

Ещё птица пролетела над лягухом — ещё один вороноголубь. На момент показалось, что он врежется в лобовое стекло, но он с неожиданной для него маневренностью ушёл в сторону. Птицы вились подальше, вокруг невзрачной будочки-сторожки у шлагбаума — эта ещё стояла. Там, наверно, была для них какая-то еда — они опускались, скрывались за будкой с другой стороны, и потом поднимались снова. Свет не горел внутри — окошки заросли где-то решёткой, где-то просто картоном, и всё это поверх было замазано грязью и краской. Зато, когда лягух приостановился рядом, скатываясь осторожно с неудобного взгорка, из будки тихо долетело: «Спи, моё бедное сердце…»26

Кто там так любил ретро и как бы пришлось уговаривать его поднять заграждение — осталось неизвестно: шлагбаум просто стоял здесь, другим своим краем ни с чем не гранича, и его вышло объехать.

С обратной стороны будочки всё-таки горел свет — единственная лампа ярко сияла над открытым маленьким окошком и стойкой под ним. Туда-то и слетались птицы: из окошка высовывалась жилистая рука с жёлтыми когтями и жёлтыми крапинками на косматых костяшках и сыпала для вороноголубей рыжие кусочки фарша. Птицы тоже рыжели, попав под лампу, склёвывали, что получалось, пока их не отпихивали другие, и снимались, улетая в сумерки, чтобы там посереть.

— Как мило, — зябко вздрогнув, сказала Агнешка.