Дурная слава

Супруги Ратнеры возвращались из гостей. Джип «чероки» степенно вез своих пассажиров по скупо освещенным питерским улицам. Супруги то замолкали, то вновь начинали переругиваться.

Вернее, свару затевала женщина, мужчина стоически пытался не раздражаться в ответ.

— Ну, что стоим? Кого ждем? — высоким, резким голосом осведомилась дама.

— Ждем, когда зеленый загорится.

— Так ведь нет никого! Пешеходы давно по домам сидят, им утром на работу. Нет, твоя осторожность просто убийственна!

Он посмотрел в зеркало, где отражалось оплывшее, с двумя лишними подбородками, лицо. А ведь нестарая еще баба — полтинник. А так себя распустила! Думает, если положить на рожу килограмм косметики, это ее спасет!

— Что так смотришь? — перехватила его взгляд женщина. — Не нравлюсь?

— Ну что ты, Инночка, чушь несешь! Как ты можешь? — отвел глаза Борис Львович Ратнер.

— Ладно, не надо песен! Я этот твой взгляд очень хорошо знаю! Ты всегда так на меня смотришь, когда думаешь, что я не вижу…

— Какой взгляд? Как смотрю?

— Как на жабу.

«Да ты и есть жаба», — едва не вырвалось у Бориса Львовича.

— Инна, ну в чем дело? Почему ты так раздражена последнее время? Это становится невозможным…

— Почему раздражена? — со сладострастием подхватила тему Инна Яковлевна. — А ты не знаешь? С тех пор как ты перевез к нам своего папашу, у меня минуты нет спокойной! Сейчас мы вернемся, и окажется, что он перевернул крупу на кухне или выбросил одежду из шкафа… Ты ляжешь спать, а я буду все это убирать.

— Можно было пригласить на ночь сиделку, я тебе предлагал.

— И оставлять ее в квартире? Чтобы она слушала, что у нас в спальне делается? Вернее, слышала, что у нас там ничего не делается…

— Можно подумать, это по моей вине!

— По твоей! Потому что я не могу оставаться женщиной в таких условиях! Я не могу через силу, когда за стеной стоит то храп, то хрип какой-то…

— О господи… Хорошо, я предлагал тебе другой вариант: ехать к Самойловичам одной, а я бы остался с отцом.

— Еще чего! Я что, вдова? Или брошенка, чтобы одной по гостям шляться? Ладно бы еще, на машине…

— Чем тебе эта не машина?

— Женщина за рулем джипа — это пошло. Мне нужна своя машина! Я хочу «вольво», сороковушку!

— Мы только что закончили с дачей…

— Ее надо перестраивать, это не дом, а скворечник!

— Но ты сама утверждала проект!

— А что мне оставалось? Если бы я его не утвердила, деньги бы вообще растворились. Мы считаем каждую копейку, когда ты сидишь на мешке денег!

— Это не мои деньги, это деньги моего отца!

— Слабоумного старика, которому каждый день мерещится, что его обокрали! Я только и слышу: «Инночка, где моя валютная книжка? Да не эта, другая…» Словно я уличная воровка. У него этих книжек как собак нерезаных. Стены оклеивать можно!

— Он старый, больной человек. У тебя тоже были родители…

— Мои родители умерли быстро, в здравом уме, как приличные люди. Они ни меня, ни тебя собой не обременили.

— Что ты предлагаешь? Мне что, сдать его в дом для престарелых? Где доживают свой век несчастные, одинокие люди?

— Почему в дом для престарелых? — оживилась Инна Яковлевна. — Есть вполне приличные места. Мы разговаривали сегодня с Танечкой Самойлович…

— И ты ей с удовольствием нажаловалась, что муж-изверг посадил тебе на шею своего маразматика папашу.

— Она просто спросила, как мы живем. И я ей рассказала как.

— И что она?

— Она сказала, что так жить нельзя.

— А как можно? Из окна его выбросить, что ли? Он скоро умрет, и все его добро перейдет ко мне.

— К нам! — поправила женщина, яростно взглянув на мужа. — И кто тебе сказал, что он скоро умрет? Да он сначала нас обоих в гроб вгонит! Сердце как пламенный мотор, пищеварение как у крокодила. У него, кроме мозгов, все в глубокой норме! Мне такое здоровье и не снилось. Я два шага прошла — у меня одышка…

— Жрать меньше надо!

— Не смей так со мной разговаривать!

— И ты не смей! В нашем роду не принято бросать стариков! И если ты меня поставишь перед выбором, я выберу не тебя!

— Да кто остался в вашем роду, кроме вас двоих? И нечего меня пугать! Он, видите ли, не меня выберет! У нас все имущество общее! Устанешь делиться!

— Все, приехали! — рявкнул Борис Львович, останавливая машину перед подъездом. — Поднимайся, а я на стоянку.

Он С ненавистью смотрел, как бесформенная фигура жены, которую не красила даже роскошная шиншилловая шуба, выползает из машины.

— Не задерживайся! — бросила она ему через плечо и направилась к подъезду.

Борис Львович поставил машину в бокс, перешел улицу, задержался взглядом на вывеске «Ночная птица». Это был вполне приличный ночной бар, где его знали, где подавали хороший коньяк и джин. Домой идти категорически не хотелось. Конечно, это малодушие, потому что весь яд, который его законная супруга накопит к его возвращению, он получит сполна. Но прежде следует, пожалуй, выпить пару рюмок, чтобы, так сказать, повысить толерантность и не заехать кулаком в ненавистное Инночкино лицо. Она будет орать, что он черт знает где болтается, ну да наплевать. Минуту поколебавшись, Борис Львович вошел внутрь.