Дурная слава

Ладно, начнем работу, помолясь… Ковригина придвинула к себе первый листок. Это были результаты исследования на функцию щитовидной железы гражданина Иванова. Причем без инициалов. Замечательно! Очень редкая фамилия. Предстоит большая поисковая работа. Ивановых в клинике как минимум пятеро. Придется искать, кому было назначено исследование на гормоны. Она набрала фамилию, на мониторе выскочило восемь Ивановых. Первым был Иванов Ачик. Дивное сочетание! Наташа выделила курсором Ачика, нажала «enter» и обомлела…

Помнится, она уже забиралась в его историю болезни, когда искала какого-то другого Иванова, тоже без инициалов. И удивилась тогда, что неведомый Ачик поступил первого января ранним утром, то есть, видимо, по «скорой», но ни жалоб больного, ни результатов осмотра, ни назначений, ни плана лечения — ничего, что составляет любую историю болезни, в его электронной карте не было! Только фамилия и имя больного да еще фамилия лечащего врача.

Лечащим доктором Ачика Иванова была Елена Вячеславовна Никитенко, заведующая отделением геронтологии, то есть специалист по болезням людей преклонного возраста. Ачик Иванов был мужчиной тридцати двух лет. Ладно, это все ерунда, может, богатых стариков не хватает. Но то, что в карте Ачика Иванова не было никаких записей, Наташа помнила четко, так как ее это очень удивило. Теперь же история болезни Ачика едва умещалась на трех страницах. Были и жалобы, и данные осмотра, и назначения. И все это под датой «1 января 2005 года». Неслабо! Дальше шли результаты лабораторного обследования: клиническая кровь, урогенетальные мазки… Это от второго января! И клиническая кровь и мазки делаются здесь, в лаборатории клиники. Второго января дежурила она, Наташа. Но она не делала этих анализов!

Ковригину бросило в жар, лицо запылало. Что же это такое? Очередная подстава?

Судорожно распечатав лист анализов А. Иванова, Ковригина отправилась на шестой этаж, где размещалась администрация. Срочно показать это генеральному! Именно ему, а не Стрельцову. Медицинский директор явно не на ее стороне в этой непонятной войне…

Наташа влетела в приемную. Темноволосая девушка-секретарь подняла на нее строгий взгляд.

— Я могу увидеть генерального директора? — срывающимся голосом спросила Ковригина.

— Его нет.

— Нет? А когда он будет?

— Точно не знаю. Он только что улетел в Москву. А что случилось? Александр Арнольдович на месте. Доложить о вас?

— Нет, спасибо.

Наташа вышла. Вместо того чтобы вернуться на рабочее место, она вышла во двор, чтобы покурить и успокоиться. В отгороженном шкафом закутке шушукались две медсестры. Наташе не хотелось ни с кем общаться. Она остановилась, жадно затянулась, пытаясь решить, что делать дальше, невольно слыша обрывки фраз, доносившиеся из-за шкафа. Разговор шел про какую-то ночную облаву, про каких-то «бандосов», которых взяли, а они открыли огонь… И ранили важного дядьку из Москвы, ему башку зашивали, а Ритка накладывала повязку. И что теперь будет с клиникой? А ничего не будет, отмажутся. Здесь такие деньжищи крутятся, любого купят. А откуда у них деньжищи-то? Тебе-то что? Зарплату платят? И молчи в тряпочку.

Наташа погасила сигарету. Сколько у нас на часах? Десять тридцать. Ладно, Баркова выйдет часам к двум, и нужно будет с ней поговорить. Что, в конце концов, происходит?

Она решительно направилась к стеклянным дверям. В лаборатории, гневно сверкая глазами, ее встретила Баркова. Не спится юному ковбою, отметила про себя Наталия и произнесла, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал ровно и спокойно:

— Здравствуйте, Нина Павловна.

— Наконец-то! — вместо приветствия с места в карьер завопила заведующая. — Вас, как всегда, нет на месте!

— Меня не было в лаборатории ровно тринадцать минут, — посмотрела на часы Наташа.

— Пришли две срочных крови! А вас не было «всего тринадцать минут»?! За это время вы должны были выдать результаты! Все, хватит! Я долго терпела!

Баркова вылетела, хлопнув дверью. Наташа взяла пробирки. Липидный профиль, общий белок… Что уж такого безумно срочного? Она направилась к центрифуге, ткнула пробирки в гнезда. Три минуты центрифуга будет отделять сыворотку от сгустка. Ковригина вернулась к компьютеру, шевельнула мышью. История болезни Ачика Иванова вновь предстала ее взору. Нужно было закрыть ее, прежде чем уходить! Баркова, ясное дело, поняла, что ее уличили. И помчалась к Стрельцову с жалобой на Ковригину: оставила рабочее место и так далее. Молодец, Нина Павловна, действует на опережение! Прав был Стоянов, говоря: пишите докладные записки! Только кому писать? Стрельцову? Бессмысленно. Генеральный в отъезде… Стоянов выходной. Наташей вдруг овладела апатия. Будь что будет, ей все это осточертело!