Йохен Химмельштедт поднимает Марту со стула, и ее муж остается в одиночестве.
На возвышении, у ног скрипача, лежит громадная труба Хейни Боргвардта. Парень недолго выдержал. Играть приходилось почти беспрерывно. Музыканты успевают лишь пропустить по рюмочке, и снова за дело. А бал у рыбаков бывает раз в году! Хейни Боргвардт танцует, все танцует не знающими устали ногами, и хрипловатые глотки горланят веселые песни…
А за окнами завывает буря. Но кому сегодня до этого дело? Сегодня надо танцевать, распевать и выпивать, да, выпивать! Много цифр уже записал Мартин Биш в долговую книгу.
Будем, будем танцевать, будем песни распевать, еще будем выпивать, выпивать, выпивать. Выпитое горячит и кружит головы. Хеккерт сидит с хмурым лицом. Наконец-то Йохен приводит его Марту обратно.
Но когда она садится, она смотрит на Йохена большими серыми глазами, и Йохен колеблется, хмель прогнал благоразумие, Йохен хочет снова пригласить Марту на танец, сейчас же, именно сейчас, когда она наконец взглянула на него. Но откуда Хеккерту знать, что это действительно первый и единственный раз за сегодняшний вечер?
Хеккерт вскакивает, замахивается кулаком, и в один момент зал превращается в бурлящий котел. Ругань и песни, ругань и грохот падающих тел.
— Эй ты, куда лезешь? Не тронь лучше, ты, скотина!
Удар, падение, хохот. Хмель прогнал благоразумие. Напрасно музыканты пытаются укрыться в сенях, и их бьют наравне со всеми. Шрамы давнишних ссор вскрываются в хмельном ожесточении, и старая дружба стоит за себя, Йохен Химмельштедт был первым, кто дал сдачи. Ханнинг Штрезов дерется на его стороне. На них наваливаются угреловы. Прежде чем Кришан Шультеке успел стянуть с себя пиджак и джемпер, исход всех схваток был почти решен.
Мартин Биш непоколебимо стоит у двери в сени и не выпускает музыкантов. Ничего страшного, небольшая потасовка, Мартин Биш давно отвык беспокоиться по такому поводу. Карандаш и книжечку он держит в руках, примечая, кто что сломал, и пишет: «Хеккерт — 1 стул. Шультеке — 4 бокала…»
В разгар драки Хейни Боргвардту вспоминается его гигантская труба. Он продирается сквозь толчею дерущихся, шатающихся, падающих мужчин и вскакивает на возвышение. Пум-бум, пум-бум — раздаются низкие, отрывистые звуки. Губы расслабли, они плохо слушаются, получается не так, как следовало бы, но все в зале слышат эту невероятную музыку, и слабеют удары, тут и там уже празднуют примирение. Женщины выходят из углов, откуда они следили за дракой мужчин, плача или смеясь, обиженно или злорадно.
Хмель прогнал благоразумие. Снова за столы, еще по стопке. Музыканты не заставляют себя долго упрашивать, и веселье продолжается, вернее теперь-то оно и входит в самый разгар. Танцуют все с большим темпераментом, и Хеккерт уже не мешает Йохену Химмельштедту снова увлечь Марту на вальс. И только после вмешательства жены Йохен ведет Марту обратно к столу Хеккерта, а Хеккерта между тем словно подменили, он приглашает Йохена с супругой выпить всем вместе… Но Йохен Химмельштедт отказывается…
Густая табачная туча, запах пота и алкоголя. Мартин Биш пишет в книжечке новые столбики цифр.
Все танцуют, никто не спрашивает о Боцмане, никто не замечает его отсутствия. Только Ханнинг Штрезов, захмелев, говорит Йохену Химмельштедту:
— А жаль: у нас тут так весело, а Боцмана нет.
Ответа Ханнинг не получает. И если кто-нибудь все же вспоминает о Боцмане, то лишь мимоходом и неопределенно, в путанице пьяных мыслей. Каждый занят собой. Рыбацкий бал бывает лишь раз в году… Женщины надумали вспомнить старинные танцы. Марта Хеккерт совещается с женой Йохена Химмельштедта. Играют туш.
Танцуют только шесть пар, а остальные столпились вокруг, хлопают ладошами в такт и подпевают. Старинные танцы, один за другим! И наконец танец рыбаков. Участвуют Ханнинг со своей Густой и Йохен Химмельштедт с женой. Танцоры покачиваются, как на море, делают широкие движения руками, как будто выбирают сеть, поднимают паруса, большой парус и кливер, а женщины стоят на берегу, машут платочками и развешивают сети для просушки, и лодка покачивается в такт песне. Звонкие высокие голоса выводят: