Дурная примета

Даже Вендланд притих. Ханнинг, вооружившись иглой, быстро штопает большую дыру, обнаруженную на одном из крыльев сети. Боцман осматривает другое, сваленное грудой, крыло невода.

— Поднять якорь! — командует Боцман. Вендланд охает и кряхтит, как будто в якоре двадцать пудов веса. От этого к Боцману возвращается хорошее настроение. Он туго натягивает шкот и, как только Ханнинг заканчивает починку сети, пускает «Ильзу» еще немного вперед.

— Забрасывай! — кричит Боцман.

Кляч за борт, одно крыло, малое грузило, большое грузило, мотня за борт, большое грузило, малое грузило, второе крыло, кляч…

— Бросай якорь!

Двадцать минут тяжелого труда. Результат: две камбалы. Так продолжается до полудня.

— Поехали луцсе домой, — говорит Вендланд. — У меня узе все кости ноют, и все равно толку не будет.

— Сказал тоже! Мы еще и твоей доли не наловили.

— Я свои полмарки все равно стребую.

— Попридержи-ка язык! — говорит Боцман. Он задумывается, сосредоточенно глядит на солнце и замечает, что небо изменилось. Солнце задернулось серыми облаками. Серое небо сливается с серой водой.

«Будет буря… Но надо ловить, черт с ним со всем. Дома Берта и дети голодные… Фрида выглядит плохо и все худеет, да и Евгений не больно крепок. Носятся всё как угорелые, нет чтобы посидеть тихо… А что-то будет с новым малышом? Если мальчик, назовем его Отто… Хорошо если Берта сможет его кормить. С Евгением тоже плохо было дело. Но тогда она получала немного больше молока. Всегда одно и то же: денег нет! Хоть бы раз, единственный раз получить настоящие деньги! А то всю жизнь бьешься, из кожи лезешь и не можешь даже ни поесть как следует, ни гостинца купить ребятишкам… Эх, раздобыть бы денег! У одних как-то получается, а у других — не выходит. Ничего тут не поделаешь. Надо ловить дальше!»

Вильгельм Штрезов еще раз озирается вокруг. Час-другой погода еще, быть может, продержится.

Ханнинг наблюдает за ним.

— Погода продержится, Боцман!

«Прекрасно знает, чем дело пахнет, этот Ханнинг. Вот парень!»

— И по-моему, так.

— А по-моему, нет, не продерзьггся. Поднимется ветер, тогда нам несдобровать. Послусайте старого селовека.

— Твое дело помалкивать, — отрезает Ханнинг. — Хочешь домой — валяй отправляйся.

Вендланд ворчит.

— Пойдем к Блинкер-Боддену, — говорит Боцман.

По лицу Ханнинга видно, что даже ему это решение кажется слишком рискованным. Однако он кивает:

— Правильно!

— Вы спятили, сто ли, в это время года в такую даль! Хотите, стоб мы все посли ко дну?

— Не мешало бы тебя туда отправить, — говорит Боцман.

Вендланд смотрит на него широко раскрытыми глазами, пытается что-то сказать, но только шевелит губами и не произносит ни звука. Боцман досадует на себя: «Пусть он никудышный мужичонка, этот Ис-Вендланд, но так говорить все же не следовало бы».

Сказать бы ему теперь пару дружеских слов, и Вендланд тотчас же утешился бы. Боцман знает это, но молчит. Ханнинг сплевывает за борт. Этот Боцман всегда такой.

«Ильза» берет курс на северо-запад. Дует посвежевший попутный ветер. Насколько хватает глаз, видны вздымающиеся волны, некоторые уже украшены белыми гребешками, время от времени в лодку залетают брызги.

Боцман смотрит на карманный компас. Компас совсем маленький. Собственно говоря, он никуда не годится. Стрелка прыгает туда и сюда, вдруг описывает целый круг, потом какое-то мгновение с дрожью указывает север. Этого мгновения всегда и выжидает Боцман, которому опыт помогает определять курс.

В два часа пополудни они снова закидывают сети. Севернее лежит в тумане Блинкер. Ветер притих. Первые два захода опять небогаты. Зато на третий заплескалась, забилась в мотне добыча: штук девяносто, не меньше, камбалы и целая куча плотвы, полсотни окуней, два прилипалы.

Прилипал рыбаки бросают обратно в воду. Один тотчас присосался к обшивке борта. Он дышит тяжело и прерывисто — слишком много воздуха. Глупыми глазами смотрят черные твари на белый свет. Еще мгновение, и они исчезли.

— Ну так, теперь к дому, — говорит Боцман.

Вендланд шумно вздыхает. Братья смеются, а Вендланд качает головой.

— Тебе бы не надо так говорить давеча, — замечает Ханнинг.

— Чего? — переспрашивает Боцман. Он отлично знает, что подразумевает Ханнинг. Вендланд глядит в пространство, будто ничего не слышит. Боцман обращается к Ханнингу, отнюдь не к Вендланду, но говорит нарочито громко:

— Да, пожалуй, верно, не стоило так говорить.

Он нагибается и достает бутылку с водкой.

— На, пей свой шнапс!

Вендланд, усмехнувшись, пьет и без лишних разговоров передает бутылку Ханнингу. А Боцман уже сожалеет о своем примирительном жесте.

— Когда-нибудь ты упьешься до смерти, — говорит он со злостью.

— Ну, нет! Я бы выдул селый винный погреб, было бы сем платить.

В сущности, все трое довольны. Все же не зря поработали.

— Похоже, снег собирается, — говорит Ханнинг.

Ветер почти совсем улегся. Когда он оживает снова — приходит с севера, — он налетает внезапно и дует четверть часа с такой силой, что Боцману приходится намного отпустить шкоты большого паруса и кливера. И вдруг все стихает. Первые мокрые хлопья падают в угольно-черную воду.