Дури еще хватает

Утро обычное: девять лунок (сегодня я играл не очень умело, однако искупил все мои огрехи великолепным ударом у девятой лунки), парная, массаж, много чего написал и после полудня вознаградил себя за это Ванной и Косметической процедурами. Ванна тут чудная — коротковатая для меня и с водой, настолько насыщенной солями, что она обретает такую же выталкивающую силу (и вязкость), как воды Мертвого моря. Ты входишь в предбанник, принимаешь душ, смазываешь потертости на коже вазелином, вставляешь в уши, точно Одиссей, восковые затычки и погружаешься в воду. Рядом стоит на столике всегда включенное переговорное устройство — если запаникуешь или случится что-то еще, тебя непременно услышит тутошняя девица. Включается музыка (не столько музыка, сколько, как легко догадаться, китовое пение), которая — по причине не то затычек, не то чего-то другого, закона Бойля[79], быть может, — слышна яснее всего, когда уши уходят под воду. Кроме того, ты можешь управлять освещением. Идея такая: ты висишь, колыхаясь, в воде, совершенно ничего не видишь и слушаешь, как киты уговаривают китих снять трусики. Мне это времяпрепровождение понравилось, да и чувствовал я себя после него хорошо. Следом имела место процедура Косметическая, оказавшаяся просто-напросто рекламой продукции марки «Арамис» (восстановитель волос, огуречная маска и прочая ерунда в этом роде). Чудесно, однако же, ощущать, как по твоему лицу гуляют женские пальцы. Ты словно гримируешься для съемок, но без необходимости выслушивать дурацкие сплетни или чепуху насчет гороскопов. Кроме того, лапочка побрила меня, что всегда приятно.

Затем вернулся, в общем и целом, к роману. Я придумал для него новое название, «Поэзия других», у издателей оно если и вызовет какие-то чувства, то ненависть — еще пущую, чем «Травматургия». Несколько месяцев назад я сообщил моему редактору, Сью Фристоун, рабочее название «Что дальше?», и оно ей понравилось. Теперь оно кажется мне дрянным или, быть может, отдающим Джозефом Хеллером (отсюда не следует, что я считаю ДХ дрянным). Такими названиями наделяют свои книги авторы, отчаянно жаждущие, чтобы их опусы стали бестселлерами. Я, натурально, отчаянно жажду именно этого и ничего другого, однако такое название отдало бы меня, и с головой, на поживу критикам. «А и в самом деле, что же дальше, мистер Фрай? Будем надеяться, нормальный роман, ха-ха, хи-хи…»

Между прочим, написал 3000 слов, и это шаг вперед. В дневнике их пока набралось 7061, что в среднем составляет (как вы могли бы подсчитать и сами) 599,416666 слова в день; вы, наверное, думаете, что отданное дневнику время было бы лучше потратить на роман. На самом деле я чувствую: дневник меня стимулирует (наверняка чушь, поскольку я обращаюсь к нему только после работы, — ну, вы понимаете, о чем я).

Ладно, пора в постель. Завтра крикет, завтра я впервые за сто лет поем по-человечески. Пока что сбросил девять фунтов и не хочу снова их нарастить. И поосторожнее с выпивкой, не перебирай.

Все, окрасим будущее в постельные тона.

Воскресенье, 5 сентября 1993 — Грейшотт

Был в Лондоне, смотрел крикет. Чертовски хорошая игра. Суссекс против Уоркшира. Финальный матч «Приза Норвест», стадион «Лордз». Все решил последний мяч. На последней подаче Уорку потребовались 2 пробежки, чтобы набрать победные 322 очка. На самом деле хватило бы и одной, калиток они потеряли меньше, но, в любом случае, сыграл Уорк — шик-блеск. Под конец было до того темно, что я не понимал, как это бэтсмены вообще видят мяч. Что значит умение выигрывать — обстоятельства складывались не в их пользу, а они попросили убавить свет. Я приехал туда, потому что Уилл Уайетт пригласил меня в ложу Би-би-си. По большей части корпоративные тузы, Роджер Лоутон, Майкл Чекланд[80] и проч. Впрочем, основную часть матча я провел, изображая ветчину в сэндвиче драматургов. Дэвид Хэйр слева, Саймон Грей{88} справа (во всех смыслах слова). Дэвид оказался маниакальным болельщиком Суссекса. Бедняга — я впервые проникся к нему теплыми чувствами, увидев, как он грызет костяшки пальцев, приобретая все большее и большее сходство с «Криком» Мунка. Тонзура его багровела от страстных переживаний. Похоже, происходившее на стадионе представлялось ему куда более важным, чем назначенная на следующую неделю премьера его пьесы «Бормочущие судьи». Выяснилось, что он тоже сотрудничает со Скоттом Рудином. Мы сравнили наши впечатления, касающиеся невозможности хоть как-то связаться с ним. Офис Скотта, как у них заведено, ежедневно звонит на мою лондонскую квартиру, словно зная, что я в Грейшотте. Сам Скотт сейчас на Венецианском кинофестивале, поэтому смысл в ответных звонках отсутствует.