Дурак умер, да здравствует дурак !

Знаете, что я вам скажу? Кабы все эти послания поступили ко мне не скопом, а по отдельности, я наверняка купился бы на них (особенно в том случае, если бы мой разум не был занят решением других головоломок). Но вот так, грудой, они лишь раскрыли мне глаза, ибо я впервые в жизни увидел, насколько все это нелепо. Ну, вы меня понимаете: одна обнаженная женщина это прекрасно, а вот сборище нудистов - сущий дурдом.

О! Как же ревел огонь в моем камине!

Глава 18

Я завел будильник на девять часов, но телефон разбудил меня в двадцать минут девятого. Я ничего не соображал и едва не ответил на звонок. На нетвердых ногах я вошел в гостиную и спохватился, лишь когда мои пальцы уже коснулись трубки. Я отдернул руку, словно телефон был раскален докрасна, задрожал и стоял, как вкопанный, пока один из промежутков между звонками не начал делаться все длиннее и длиннее и не превратился в тишину, которую больше не нарушали никакие телефонные звонки.

В этот миг, во вторник 23 мая, меня посетила первая связная мысль:

"Теперь, когда у меня есть триста тысяч долларов, я могу позволить себе параллельный телефон". Мысль показалась мне приятной, и я улыбнулся, а потом, чтобы улыбка не пропала зря, пошел в ванную и почистил зубы перед зеркалом.

Мне с трудом верилось, что время близится к девяти утра: шторы по-прежнему закрывали все окна, так что в квартире было только-только за полночь. Собирая себе завтрак, я не мог избавиться от ощущения, что на самом деле готовлю поздний ужин. А когда без пяти десять я спустился по лестнице и очутился в залитом ярким солнцем мире, его сияние показалось мне неуместным, все равно как после дневного киносеанса - выходишь, а на улице еще светло.

И это неправильно, но деваться некуда: день еще не кончился.

Ощущение смещенности во времени сопровождалось еще одним, гораздо более противным. Это был зуд между лопаток. Я не заметил перед домом поджидавшего меня лимузина, а на тротуарах мне бросилось в глаза отсутствие бросающихся в глаза праздных личностей, но тем не менее я испытал неприятное и странное чувство, когда вышел на солнцепек и разом превратился в самую большую живую мишень на свете. Спускаясь по ступенькам крыльца, я размышлял исключительно о мощных винтовках на крышах домов напротив, об автоматах, торчащих из окон машин, о прохожих, которые вдруг резко разворачиваются и выхватывают пистолеты. Поэтому, когда я добрался до тротуара, а ничего плохого так и не случилось, наступила разрядка, и силы почти оставили меня. А разрядка - она хоть и приятна, но все же это разрядка.

Я поспешил в банк, где выяснилось, что Добрьяк, как я его и просил, перевел деньги на мой счет. Я обналичил чек и получил сто долларов, потом вволю поозирался по сторонам, поскольку боялся, что Добрьяк наблюдает за банком и поджидает меня. Не высмотрев никакого Добрьяка, я заметил, что довольно много подозрительных личностей избегают встречаться со мной взглядами, но для Нью-Йорка это обычное явление, так что едва ли кто-то из них следил за мной и имел ко мне какое-либо отношение.

Выйдя из банка, я направился к телефонной будке на углу. Мне надо было позвонить, а домашний телефон могли прослушивать в надежде обнаружить меня.

Почем мне было знать? Я похвалил себя за предусмотрительность, настроение поднялось, и я едва ли не в прекрасном расположении духа набрал номер коммутатора и попросил соединить меня с полицейским управлением.

Но спустя три с половиной минуты благодушия у меня изрядно поубавилось.

В Нью-Йорке разного рода беды и несчастья должны обрушиваться на вас очень медленно, только при этом условии от звонка в полицию будет какой-то прок.

Сначала телефонистка дала мне насладиться долгим безмолвием, изредка нарушаемым тихими отдаленными щелчками, а потом вдруг раздался щелчок совсем близкий и такой громкий, что у меня едва не лопнула барабанная перепонка.

Щелчок этот оказался предвестником длинной череды гудков. Их было всего четыре, но с большими промежутками (я уже успел вспотеть в этой будке), затем послышался похожий на хруст щебня мужской голос с бруклинским выговором. Этот голос интересовало только мое местонахождение. Я попытался произнести с десяток разных фраз, но довел каждую из них только до середины и наконец был вынужден сообщить голосу, на каком перекрестке я стою, после чего голос тотчас исчез, и меня угостили новой щедрой порцией тишины. Я привалился к стеклу будки и принялся следить за проезжавшими момо такси.

Потом вдруг снова грянул голос:

- Соркпфящщясстк!

- Ой! - воскликнул я. - Я хочу сообщить...

- Фаммация или заява? - спросил голос.

- Прошу прощения?

Голос вполголоса вздохнул.

- Вы хотите подать заяву или вы хотите передать фаммацию?

- Ах! - врубившись, проговорил я. - Вы имеете в виду информацию?

- Фаммация? Ладно.

Щелк.

- Нет! - вскричал я. - Не фаммация! Заява! Заява!

Но было уже поздно. Опять молчание, потом - новый голос:

- Сержант Сриз, фаммация.

- Мне не нужна фаммация, - сказал я. - Я хочу сделать заявление.

- Вы ошиблись номером, - сообщил он мне. - Не кладите трубку.