Дунай

В послевоенные годы букинистические магазины в Чехословакии были настоящей сокровищницей для тех, кого интересовало все немецкое. Семьи, приехавшие некогда из Германии и веками жившие в Чехословакии, высылали, проявляя глупость и несправедливость, которой пытались ответить на преступления нацизма, а на самом деле обедняя собственную страну, лишая ее важнейшей составной части. Этнические немцы уезжали и распродавали домашние библиотеки: в букинистических магазинах можно было рукой притронуться к уничтожению немецкой культуры в Чехословакии. С тех пор прошло много лет, следы трагического исхода почти стерлись, тех книг уже не найти. Зато в руки нам попались переплетенные тома «Lecture illustrée»[84] — увлекательного французского журнала конца столетия, и два тома на латыни — «Ethica catholica (Generalis и Specialis»[85] — доктора Йозефа Качника, профессора богословского факультета университета моравского города Ольмюца, изданные в Оломоуце (то есть Ольмюце) в 1910 году.

В одном из номеров «Lecture illustrée» исследователь физиогномики описывает рот Клео де Мерод, великой актрисы и любовницы: «Я видел рот мадам де Мерод, когда ей было пятнадцать лет, — широкий, жадный, любопытный, — и вижу его сегодня. Это совсем другой рот. Он сжался, закрылся, сузился, как рот пресытившегося, удовлетворенного человека, которому нечему больше учиться. В очертаниях этого чувственного и прекрасного рта ощущается утомленность и первые признаки усталости. А еще печаль». Учебник доктора Качника — настоящий научный труд, автор которого, не претендуя на оригинальность и преследуя исключительно цель изложить учение Церкви, перечисляет все людские поступки, связанные с ними вопросы и правила, которым полагается следовать; он описывает и классифицирует свободу и необходимость действия, порядок и природу человеческих и религиозных законов, обязанности и исключения, отступления и правовые обычаи, обстоятельства и страсти, объясняет различия между разнообразными грехами и добродетелями, рассматривает виды адюльтера и феноменологию пьянства, нравственные и общественные ценности, препятствия, смягчающие и отягчающие обстоятельства, призраки, смущающие сознание, и коварный самообман, с помощью которого сознание пытается обвести себя вокруг пальца.

Одна глава, отличающаяся невероятно психологической глубиной и риторическим мастерством, посвящена «зажатой» и терзаемой угрызениями совести душе, невротическому, сбившемуся с пути больному сознанию тех, кто одержим идеей греха и видит его повсюду, тем, кто с маниакальным упорством исповедуется разным исповедникам, никому из них полностью не доверяя, не избавляясь от мнительности, и, испытывая мучительное наслаждение от собственной тревоги и собственного высокомерия, окончательно запутывается в пустом морализаторстве, пытается разобраться в том, что дозволено, а что нет, постоянно меняя свое мнение.

Чтящий логику автор трактата, отличающийся смешным педантизмом и наивной клерикальной ограниченностью, проявил редкую проницательность, поняв, что одержимость «зажатого» сознания, которую Церковь рассматривает как зло и как грех, — болезнь, disposito mentis (расположение ума), обусловленная corporis constitutione (телесной конституцией), склонностью к меланхолии и органическими дисфункциями. Депрессия, сопровождающаяся угрызениями совести, — следствие какого-то nevrorum atque cerebri mala affectio (скверного состояния нервов и рассудка), нарушающего психологическую целостность индивидуума. Постоянные угрызения совести не имеют ни малейшего отношения к морали, они обусловлены смесью упрямого высокомерия, не желающего поверить в собственную безгрешность, и невротической тревожности. Подобные люди «безо всякой причины боятся согрешить как до, так и после действия, видят грех там, где его нет и в помине, бессмысленно терзают себя по самым незначительным поводам и, даже когда их уверяют в том, что некое действие дозволено, упорно продолжают сомневаться в его дозволенности».