"Дти времени" и другие рассказы из жизни рабочих

— Третій случай был, в нашей матушк, во святой Руси. Было это лт двнадцать тому назад, может и больше. Один богач скупил в Керчи или Астрахани, не помню точно, вс рыбные промыслы. Как раз в тот год был небывалый улов селедок, так что же он сдлал? Нсколько милліонов селедок велл зарыть в землю. Выкопали болыпія ямы, зарыли их, но не достаточно глубоко, так что, когда он начали гнить, то такая вонь пошла по всей области, что хоть святых выноси. На людей страх нашел, как бы не появилась холера. Подали жалобу, пріхали власти разслдовать, а если что, то и судить: да извстно, как богачи то сдлают, сунет барашка в бумажк, и длу конец. Богач-то оправдался, кажется, тм, что соль дорога, или во время не успли привезти, тм дло и кончилось, а селедки-то сразу подскочили в цн. Которая стоила пять копеек, стала десять, а то и двнадцать, да так и до сей поры осталось, и год от года дорожают, а богача-то того прозвали „селедочным королем", мсто же гд селедки закопаны — „селедочным кладбищем"! Все это надлало шуму на всю Россію, пошумли, пошумли да и забыли, а золотце-то ркой полилось этому мошеннику, который, кстати, посл смерти все осавил наслдникам… Вот они, современные короли-то какіе, — усмхнувшись, закончил Мотылев.

Сафронов не был расположен к смху, он очевидно волновался и был возмущен, его лицо обыкновенно блдное, было красным; он усиленно дышал, точно посл быстраго бга, когда же начал говорить, то казалось, что он силится сказать нсколько слов одновременно, слова подпирали к его горлу и душили его.

— Да что-же это… Как-же так!

Да вдь это… это преступленіе. И такое великое преступленіе, пред которым убійства с цлью грабежа кажутся невинными дтскими игрушками… И опять, они же виноваты и в этих преступленіях!

Кто меня может заставить грабить и убивать? Если я знаю, что это плохо, — размахивая руками выкрикивал Сафронов.

— Никто, — отвтил он себ. — Но голод, голод, — это брат такая штука: он заставит и у родного отца кусок хлба изо рта вытащить, а не будет давать, придушишь его. Никак нельзя оправдать их! Скупит продукты, сгноит, выбросит в море, и все для того, чтоб нажить в два или три раза больше, когда кругом и всегда ходят тысячи, — да что там, сотни тысяч без работы и без куска хлба; принуждаемые голодом, творят всевозможныя преступленья, наполняют тюрьмы и дают работу электрическим стульям, и главные преступники, которые принудили их сдлать это, находятся на свобод. А гд-же правительство, гд законы? Чего они смотрят на таких выродков человчества…

Мотылев засмялся.

— Ты спрашиваешь, гд закон? Закон то есть, да не для всх одинаковый. Эх друг! Со всх сторон, куда бы ты ни пошел, тебя уж ждут законные грабители. И пусть хоть три части населенія вымрет, и одна останется, и пусть земля родит во сто раз больше, чм теперь, но если оставить такіе-же законы и порядки, то получится тот же ноль, который мы имем и теперь. Ну, да нт времени говорить об этом…

И оба скрылись за дверьми фабрики.

В ОЖИДАНІИ ТРАМВАЯ,

Посл усиленнаго недльнаго поиска работы, посл изнурительных часовых ожиданій по конторам фабрик (не потому, что работы нт, — работы всюду довольно, но только хозяева платить, не хотят, как слдует, и норовят нанять за безцнок), я ршил поступить на одну из фабрик за Нью Іорком.

Работа начинается в семь часов утра, и вот надо встать ране пяти часов, и, как на пожар, сппшшь на фабрику; в дорог-же надо сдлать три пересадки на трамваях.

В первое утро, впопыхах на послдней пересадк я вскочил не в тот трамвай, и, усвпшсь, углубился в чтеніе газеты. Минут через двадцать я замтил свою ошибку. Спросив кондуктора, я убдился, что я оставил в сторон нужное мн мстечко.

Пропал никель, — подумал я — и еще больше пропадет в работ. Кажется, опоздаю на час.

Я вышел из трамвая.

Солнце только что взошло. Его ослпптельные косые лучи рзали глаза, и заставляли щуриться. Ярко-зеленые кусты и высокая по грудь трава окаймляли трамвайную линію. Над нею стояли больпгія деревья. Зелень покрывала обильная роса. Она тысячами искр сверкала на солнц. Дышалось легко и было как-то весело. Казалось, пріхали на какой-то праздник.

Осмотрвшись кругом, я увидл молодого, лт двадцати-пяти, человка. Он сидл на камн под деревом.

— Скажите-ка, господин, — обратился я к нему, — далеко ли тут до мстечка В.

— Я сам туда на работу ду, и вот жду трамвая, — безбожно коверкая англійскую рчь, дал мн отвт незнакомец.

В этой изломанной рчи я уловил что-то, как бы родное или знакомое.

— А кто вы такой, русскій или поляк — спросил я.

— Я русскій, русскій, — повторил он, вставая с камня. Волынской губерніи, теперь под нмцем! А вы кто?

Я тоже русскій М — кой губерніи — отвтил я.

— Вот как! — воскликнул незнакомец. Его глаза весело блеснули, и по іфасивому лицу прошла добрая и привтливая улыбка.

— Что пишут в газетах о Россіи? — спросил он меня, жадно смотря на газету, которую я держал в рук, и взгляд его скользнул к моему карману, из котораго торчала другая газета.

— Хотите, я дам вам одну, я ее уже прочитал.