Друзья и соседи

— Доложите, что его хочет видеть человек, который только благодаря ему вообще способен сегодня и видеть, и слышать, и дышать.

Секретарша, конечно, удивилась:

— Может быть, вы назовёте свою фамилию?

— Это необязательно, — сказал я. — Как только я перешагну порог кабинета, Иван Александрович тут же всё поймёт.

Секретарша вошла к начальнику и закрыла за собой дверь. Её долго не было. Наконец она вернулась. С большим интересом посмотрев на меня, она сказала:

— Пожалуйста.

Я вошёл в кабинет с радостной улыбкой.

Мы поздоровались, и начальник указал на кресло:

— Прошу садиться.

Я сел в кресло и сразу же заметил, что начальник тоже смотрит на меня с большим интересом. Мне это стало понятно. В тех условиях, на лоне природы, он, безусловно, не мог меня так внимательно разглядеть.

Тогда он был занят другим. Он спасал мне жизнь.

Я сидел в кресле и специально некоторое время молчал, чтобы начальник почувствовал, что волнение мешает мне начать разговор. Но потом, когда пауза немножко затянулась, я развёл руками и сказал:

— Человек так устроен, что он никогда не может угадать, где его подстерегает опасность.

— Правильно, — сказал начальник.

— Всё, что я в эту субботу испытал, вам хорошо известно. Я уже говорил, вы это слышали…

— Знаю, вы это говорили, но я этого не слышал, — сказал начальник. — Расскажите, что же с вами случилось?

«Скромность и жажда славы иногда живут рядом. С одной стороны, вы как бы не хотите преувеличивать значение своего благородного поступка, а с другой стороны — вам приятно ещё раз окунуться в детали происшествия, где так красиво проявилось ваше мужество и готовность прийти на помощь ближнему. Я всё это отлично понимаю и охотно напомню вам, что случилось в субботу».

Фразу, которую вы сейчас услышали, в кабинете я не произнёс. Я только так подумал. А сказал я совсем другие слова.

— Вы хотите знать, что со мной случилось? Я расскажу. В субботу мы с одним товарищем отправились за город. Погуляли, подышали свежим воздухом и пришли на пруд. И в этот момент лично у меня появилось большое желание покататься на лодке. Выехал я на середину пруда, потом повернул к берегу. Плавать я не горазд, так что решил зря не рисковать. Вдруг, думаю, лодка перевернётся, что со мной будет? Погибну. Кругом ни души… И тут я вижу — сидит на берегу человек с удочкой. Помню, я посмотрел на него, на этого отныне дорогого и близкого мне человека, и подумал: если что случится, он сразу же бросит свою удочку и окажет мне скорую помощь…

— И что же было дальше?

«Иван Александрович, я вижу вас насквозь. По тому, как вы меня слушаете, я понимаю, что вам охота лишний раз услышать о том, какой вы благородный и хороший!»

Эту фразу я тоже произнёс мысленно, а вслух сказал:

— А дальше было вот что. Как-то я неловко повернулся, лодка опрокинулась, и я оказался в воде…

— Кошмар.

— Вы знаете, бывают моменты смертельной опасности, когда перед вами в несколько секунд проходит вся ваша жизнь — детство, юношество, учёба в средней школе и в техникуме, упорная работа на разных участках и в основном последний период работы в системе нашего главного управления… Так вот, именно это всё промелькнуло в моём сознании, пока я шёл на дно и уже прощался с жизнью.

— Тяжёлый случай, ничего не скажешь.

— Да. Но, к счастью, всё обошлось. Мне просто-таки повезло, что поблизости оказался настоящий советский человек, который, ни секунды не размышляя, пришёл мне на помощь.

— В общем, отделались лёгким испугом, — сказал начальник, и глаза его весело сверкнули. — Обошлись без потерь?

— Да так, кое-какая мелочь утонула — часы, зажигалка. Стоит ли об этом говорить?

— Конечно, это мелочь. Но вы не огорчайтесь. Я убеждён, что и часы ваши найдутся, и зажигалка…

— Вы так думаете?

— Уверен, — сказал начальник и посмотрел на меня долгим взглядом. — Для этого дела даже не придётся беспокоить водолазов.

— Для этой цели стоит понырять? — спросил я.

— Стоит, — сказал начальник. — Нырните в карман тому товарищу, которому вы сказали на берегу: «Держи мои часы и газовую зажигалку. Я их у тебя после возьму, когда он меня из воды вытащит».

Я вынул сигарету «Ява» и закурил.

Я не только про часы и зажигалку. Я тогда ещё кое-что сказал на берегу. Я сказал: «Если меня спасёт лично сам начальник главного управления, об этом безусловно узнают все, включая министра, а уж после этого я буду в полном порядке, как говорится, на виду у всей общественности!»

Эту фразу я, конечно, в кабинете не произнёс. Я только курил и мысленно повторил те мои слова и при этом думал и гадал: откуда ему всё известно?

А начальник тоже закурил и опять посмотрел на меня.

Тогда я сказал:

— Это кто же, интересно, так вас проинформировал.

— Никто. Я это слышал сам.

— Вы меня извините, но сами вы данные слева никак слышать не могли.

— Почему?

— А потому, что лично вы с удочкой сидели в отдалении.

— Не сидел я с удочкой в отдалении. Я лежал поблизости за кустиком и собирался уж было задремать вдруг слышу — обо мне разговор идёт…