– Представляете – входим в подъезд, и вдруг Цуцульковские! Мрак! Вот встреча!
Цуцульковский, которого Таня тоже видит в первый раз, причёсывается. Он несколько раз проводит по блестящей лысине расчёской, потом ещё зачем-то приглаживает голую макушку ладонью и гудит басом:
– Лидочка появилась в подъезде, как небесное видение. Порхнула к лифту, я не узнал её. Но сердце подсказало – Лидочка!
Постепенно гости входят в комнату – жена Цуцульковского, худая, чёрная, гладко причёсанная на прямой пробор. И волосы, туго затянутые, блестят. И ещё мужчина в замшевом пиджаке, с трубкой в зубах.
Бывшие мамины одноклассники.
Папа в новом костюме и в новой рубашке очень радостно улыбается, потирает руки. Таня теперь сидит в углу дивана, она знает: когда папа потирает руки, ему не по себе. Но говорит он радостным голосом:
– Пожалуйста, милости просим. Слышал о вас много, конечно, конечно.
Вот они все сидят в большой комнате, свет горит ярче, чем всегда, – в люстре зажжены все лампы.
Бывшие мамины одноклассники.
Цуцульковский кладёт салат на тарелку Лидочке.
– Ты помнишь, Лидочка, я был влюблён в тебя? А ты и не знала об этом.
Лидочка начинает смеяться, её толстые щёки подрагивают, краснеют. Блестит на груди брошка.
Папа ест пирог с капустой, потом говорит:
– А пирог фирменный. Всем рекомендую.
– Почему не знала? – нараспев говорит Лидочка. – Знала. Ещё в четвёртом классе знала, что я тебе нравлюсь.
Она опускает глаза, накрашенные ресницы оттеняют немолодую щёку.
– А какой дружный был у нас класс! – восклицает мама. – Все за одного, один за всех, правда?
– Да, мы были милыми детьми, – говорит замшевый грустно. – Казалось, что из всех нас вырастут гении. А выросли обычные люди. Но и это неплохо.
Папа опять разливает вино.
– Теперь уж моя Таня учится в пятом классе, – говорит мама с сожалением. Как будто было бы лучше, если бы Таня ходила в детский сад, а ещё лучше – в ясли. – Представляете, как нам уже много лет.
– Хорошая девочка, – гудит Цуцульковский, – на тебя похожа.
Все лица поворачиваются к Тане, она тут же поперхнулась лимонадом и начала долго и громко кашлять. Мама поморщилась: вечно у этой Тани всё некстати. Каждой маме хочется похвастать перед старыми друзьями своей дочерью. Но не такой, которая ни к селу ни к городу вдруг начинает кашлять, давиться, которую бабушка бьёт кулаком по спине и кричит:
– Вверх смотри, на люстру, кому я говорю! – А у дочери, которой скоро двенадцать, торчат вихры и лоб стал мокрый.
– Нет, она на отца похожа, – сухо говорит мама, когда Таня наконец перестаёт кашлять.
– Платьице хорошенькое, – вставляет Лидочка. – Польша?
– Что ты, Лидочка! Франция. А правда, миленькое?
Мама смотрит на Таню оценивающим взглядом, это она пытается увидеть свою дочь глазами чужих людей. Понять, какой она им кажется. И, судя по маминым прокалывающим глазам, мама не в восторге от того, что она видит.
– Подбери волосы, – тихо говорит мама, – что за чёлка надоедливая.
Таня машинально проводит ладонью по волосам, отодвигает чёлку, открывает лоб. Чёлка скоро опять опускается на своё место. И никому нет до этого никакого дела.
Замшевый поднимает рюмку:
– Выпьем за наш класс. Всё-таки мы дружили. Я недавно встретил историчку Веру Галактионовну. Старенькая, седенькая. А всех нас помнит по именам, про всех спрашивает. Не заходим, забыли. Свинство.
– Не свинство, а перегрузки. – Цуцульковский жестикулирует вилкой. – Перегрузки, двадцатый век, научно-техническая революция.
– А я видела, как человек летал, – вдруг говорит Таня. – Подошёл к обрыву, раскинул крылья и полетел. Только ветер зашуршал в крыльях. В белых.
– Глупости, – говорит мама.
– Дельтаплан, – говорит папа.
Бабушка гладит Таню по голове. Мама говорит:
– Сегодняшние дети совсем на нас не похожи, ничего общего.
Лидочка рассказывает бабушке:
– Кончили мы пятый класс, и тут нашу школу снесли – вот мы и разлетелись по разным школам. Я так плакала. Знаете, как в детстве страшно быть новенькой? Они все там давно подружились, а ты болтаешься одинокая.
Таня внимательно смотрит на Лидочку. А она ничего, эта Лидочка.
Все шумят, перебивают друг друга.
Таня тихо выскальзывает в другую комнату, переодевается в джинсы и свитер, незаметно выходит из квартиры.
Как хорошо во дворе. Правда, кажется, накрапывает дождь. Можно покачаться на скрипучих качелях, Таня немного покачалась. Можно пройти по барьеру песочницы, обойти её вокруг и не оступиться ни разу. Таня обошла.
Хорошо во дворе вечером. Конечно, девочке полагается бояться темноты. Ах, до чего страшно! А вдруг разбойники или волки? Но что делать – не боится Таня ни волков, ни разбойников. На небе звёзды, они отражаются в холодных лужах. А лужи в крапинку от дождя. А до того дома можно добежать за пять минут.
Конечно, она не увидит Максима, уже поздно. Но не обязательно видеть. Можно постоять у его подъезда. Можно посмотреть на его окна. Можно, наконец, набрать его номер телефона и помолчать. Если повезёт и он сам снимет трубку, можно послушать его голос. Вот они, две копейки, в кармане.
Приходи на день рождения