Друиды Русского Севера

Что ж, образ «Беловодской Гипербореи» действительно очень близок русской культуре. Речь не только о новгородских поморах, которые собственным сердцем ощутили близость земного Рая, странствуя по Студеному морю. И античные представления о Гиперборее на Руси были восприняты как нечто близкое; более того, образ Гипербореи здесь порой сближался с образом христианской России, противопоставляясь эллинской, языческой духовности^{142}.

А святыни Российского Севера? Волшебные утесы Валаама, столь похожие на рукотворные твердыни, когда-то (по-видимому, около миллиарда лет назад) были островом в океанском заливе у берегов Гипербореи — северная Ладога сохранила безмерно древние контуры этого залива. Подобным островом, вероятно, был и гранитный монолит Соловков: подобным, но все же иным. Недаром мистическое чувство северных иноков нашло им разные священные имена: Северный Афон — для сокровенного Валаама и Новый Иерусалим — для суровых Соловецких островов.

Да, именно Новым Иерусалимом, надземным градом, который завещан грядущим векам, узрел Соловецкий монастырь инок Ипатий еще в 1667 году — в видении незадолго до начала трагического «соловецкого сидения»^{143}. Потом был новый акт северной мистерии — явление старообрядческой Выговской пустыни (тоже на древнем гиперборейском берегу). Погибла и Выгореция. А в следующем, безжалостном веке свершились крестная жертва и вознесение из грешного мира Святой Руси, с пронзительной болью воспетые Николаем Клюевым в «Песни о Великой Матери» — лебединой песне поэта…

Пророческая поэма Клюева во многом загадочна. Не снят покров тайны над «собором святых отцов» — в подземном храме, подобном чаше; на его стенах, в горном хрустале сверкают золотые жилы… Клюев помещает этот храм где-то под «зыбучими мхами» Выгореции — по-видимому, под Масельгским кряжем, к востоку от Онежского озера. Именно там в свое время «явился миру» духовный центр старообрядчества — у древних, почти совсем изглаженных ледниками гиперборейских гор (и золото действительно встречается в этих горах). А почему на собор были призваны не только христианские подвижники, но и суфии — в «снежно-синих» одеждах, «от розы и змеи рожденные»? Где находится подводный Алмазный град? Туда, под океан, уйдут жемчужною тропой отцы-пустынники. Ибо Святая Русь уже «отошла к славам, к заливам светлым и купавам», покинув землю, от которой отвернулось небо: «Смежила солнечные очи София на семи столпах»…

Быть может, Алмазный град как-то связан с нерушимыми надземными строениями Гипербореи (вспомним удивительные свидетельства поморов, записанные В. И. Немировичем-Данченко)? Или с ведийской обителью Амаравати? Или же с «ледяными городами» морских цариц, которые прежде, до Апокалипсиса, как пишет Клюев, давали приют усопшим северянам — соловецким инокам, поморам, саамам… Впрочем, главное в поэме — не столько топография гиперборейского града, сколько мистический итог собора отцов, к которому с упованием обращали взор и «китайские несториане», и Лама «из звездоликой Лхасы»: от Российского Севера, от Голгофы Святой Руси (олицетворенной у Клюева в образах Матери-Троицы или Параскевы) устремился на юг незримый спасительный поток — «невидимый Евфрат». Он заструился и к Китеж-граду, и к святыням буддизма, к Алтаю и Багдаду…

Как в откровениях некоторых западных мистиков (например, у Новалиса), писавших о чудесном голубом потоке, он умиротворяет сердца и гасит страдания. А чтобы его разлив преобразил весь мир, в «бесплотный корабль» — мистериальную ладью, или Брачный Ковчег, плывущий к Китежу, — должны, по пророчеству Клюева, войти святой Феодор Стратилат и дева Анастасия: достигший святости муж и воскресшая Святая Русь.

А ведь Анастасия (греч. «воскресение»; в поэме — внучка почившей Параскевы) — один из сокровеннейших образов русских духовных сказаний. Это Утренняя Заря-Заряница, солнечная дева Настасья Замориевна — Владычица Морская, что выплывает из океанских глубин в окружении двенадцати лебединых дев — образ Лебединой Богини…

Клюевским пророчествам удивительно близко одно полузабытое творение другого посвященного поэта России — Александра Блока. В неоконченной пьесе «Дионис Гиперборейский» он описал символическое восхождение в снежные горы в поисках Бога. Те, кто остался внизу, «в мутном пятне города», и те, кто ушел слишком высоко, презрев землю, — не достигли цели. Лишь один юноша, победивший искушения и соблазны, переживший одиночество в ледяных горах, обрел «меру пути» к Богу — и получил Ответ. Ему явилась она — «Дева Снежных Гор» (как некогда являлась одиноким поморам-зимовщикам на Шпицбергене), и в союзе с ней он обрел божественную гармонию духа и преображенной плоти^{144}…