Друиды

Карнуты едва не падали с ног от усталости. На пути им пришлось сменить лошадей, но они ни с кем не заговаривали, пока не добрались до лагеря Верцингеторикса. От Горгобины до Ценабума был не один день пути. Что бы не случилось с крепостью карнутов, это уже случилось.

— Мы должны были узнать об этом раньше! — Я чуть не плакал.

— Не забудь, — сурово напомнил Рикс, — мы на землях бойев. Их крикуны не станут передавать мне сообщения! — Он понизил голос и озабоченно спросил: — Что ты посоветуешь?

Над частоколом Горгобины занимался рассвет. Еще не видимое солнце окрашивало небо в цвет крови.

— Какие могут быть решения, если мы ничего толком не знаем? — сказал я. — Может, Цезарь просто остановился на ночь возле Ценабума, а потом пошел дальше...

— Ты в самом деле так думаешь? — Рикс напряженно смотрел на меня.

А я смотрел в кровавое небо.

— Нет.

Мы продолжили штурм Горгобины. Со стен на нас обрушивались копья и камни. Казалось, небо в мрачных красных облаках тоже участвует в штурме.

В конце дня прибыл еще один гонец. Выяснилось, что они выехали вчетвером, но остальные трое были ранены и умерли в дороге. Да и этот воин едва держался на лошади. Все же он сумел рассказать, что Цезарь напал на Ценабум. Часть жителей еще ночью пыталась бежать за Лигер, но их перехватили римляне. Легионеры сначала подожгли, а потом взломали ворота, согнали народ на площадь и принудили сдаться. Кроме нескольких воинов, погибших при отражении атаки, все остальные оказались в плену. Мой народ! Все стали рабами...

Нанторуса убили в собственном доме. Конконетодум защищал его до последнего и тоже был убит. Римляне разграбили Ценабум и сожгли. Цезарь снова выступил в поход, но теперь стал еще сильнее, присвоив запасы двух крепостей. Навстречу ему спешили легионы с севера.

Рикс ходил мрачнее тучи. У нас не осталось выбора. Надо снимать осаду и выдвигаться навстречу Цезарю. Оставалась опасность оказаться между его легионами и разозленными бойями, которые уж конечно не упустят возможность ударить нам в спину, пока римляне будут бить нас в грудь.

Когда наша армия снимала лагерь, я обратил внимания на странную тишину, совершенно не свойственную обычно шумным галлам. Мы готовы к победам или поражениям; но сейчас непонятная пауза заставила воинов притихнуть. Впрочем, скоро начнется битва. Я сосредоточился на дожде и ветре, рассчитывая как можно больше осложнить Цезарю продвижение.

Рикс бросил прощальный взгляд на стены Горгобины.

— Нам бы пригодились осадные башни, как у римлян, — задумчиво произнес он.

— Они еще будут у нас, — заверил я его. — При первой возможности отправлю в форт Рощи гонца к нашему Гобану Саору; он сделает что угодно, лишь бы заполучить образец.

— Горгобину можно взять уже завтра, Айнвар.

— Знаю. Но Цезарь не даст нам еще одного дня.

Встретить Цезаря лучше было бы на землях более дружественного племени, чем бойи. Некоторое время я ехал рядом с Риксом, но потом отстал и присоединился к мрачным карнутам. Рядом ехал Котуат. Нас окружали воины в ярких племенных одеждах, казавшихся неуместными в этот ненастный день, да еще после печальных известий. В воздухе пахло гневом, горем и свежим конским навозом.

После долгого молчания Котуат скорбно произнес:

— Моя семья осталась в Ценабуме.

— Знаю, — кивнул я.

— А твоя по-прежнему в форте Рощи?

— Да. — Мне не хотелось разговаривать.

— Тогда они в безопасности. Цезарь не пошел к Роще.

Я думал о своей дочери и промолчал. Нужно дать ей имя. Эта назойливая мысль давно крутилась у меня в голове. Почему-то это казалось мне важным. Как мы сможем призвать Путостороннего от ее имени, если имени нет? Даже украденный младенец должен оставить родителям хотя бы имя. Как иначе оплакать ее? В моем сердце, в моей памяти она оставалась моей крохотной девочкой... возможно, она так навсегда ей и останется...

Думать дальше мне помешал Котуат.

— Дни становятся длиннее, — проговорил он. — Скоро фермеры начнут запрягать волов.

Я окинул взглядом холмистую плодородную землю вокруг.

— О каких фермерах ты говоришь? О наших или о римских? — неохотно спросил я.

— Айнвар, Цезарь хочет отобрать у нас землю, да? Это все ради земли?

— Цезарь хочет отобрать у нас всё.

— Но мы же родились здесь! Наши предки лежат в этой земле! Он же не имеет права! — голос Котуата дрожал от гнева.

— Ты помянул волов, которых фермер запрягает в плуг. Наверное, волам это не по нраву. Но их не спросили. Вот и Цезарь не спрашивает нас, хотим ли мы отдать ему нашу землю. Он просто отберет ее у нас и отдаст своим соплеменникам.

Мне давно пора бы приструнить свой язык, взявший привычку опережать мысли. Я поздно понял, насколько болезненными должны звучать мои рассуждения для Котуата, оставившего семью в Ценабуме. Я повернулся к нему, стремясь загладить неловкость, и увидел лицо воина с выпяченной челюстью и жесткими глазами. Наверное, он все-таки неплохой король для карнутов, подумал я. Ведь Нанторус мертв...