Друид

Метнув свои пилумы в атаковавших врагов, римляне сами перешли в наступление. Когда кельты запаниковали, солдаты девятого и десятого легионов начали преследовать их. Из-за этого правый фланг с одной стороны оказался совершенно не защищенным. Нервии не преминули воспользоваться таким подарком судьбы и бросились в атаку под предводительством своего вождя Бодуогната. Организованным строем они сначала перекрыли кавалерии Цезаря, надеявшейся укрыться в недостроенном лагере, путь к отступлению, а затем обратили в бегство римских всадников. Кельты запели победную песнь, тут же подхваченную всеми воинами. Казалось, будто эти странные, наводящие ужас звуки доносятся отовсюду: из леса, с холмов и даже из лагеря римлян. Сотни слуг и возниц из обоза римлян не смогли выдержать этот оглушительный рев кельтов — потеряв остатки самообладания, они пустились наутек. Нервии набросились на защитников недостроенного лагеря и на остатки обоза с вещами, безжалостно уничтожая всех, кто пытался оказать хоть малейшее сопротивление. Всадники легкой нумидийской кавалерии, сражавшиеся на стороне Цезаря, решили, что у римлян нет никаких шансов на победу, и предпочли ретироваться с поля боя. Их примеру последовали прекрасно владевшие пращой балеарцы и критские лучники. Кельты сгоняли римских солдат в кучу, словно скот, и безжалостно рубили на куски. Почти все знаменосцы и трубачи были убиты, а без них любой легион вынужден сражаться вслепую. Цезарь больше не мог управлять своими войсками. Каждый легионер дрался за свою жизнь. Оглушительный рев, стоявший над полем боя, напоминал вопль раненого морского дракона, пришедшего в мир живых из царства мертвых. Проконсул понимал, что он стоит на краю пропасти. В боевых порядках римлян образовались огромные бреши, и теперь строй легионеров напоминал скорее старую дырявую тряпку. Казалось, еще немного, и эта битва станет концом галльской кампании, которую Цезарь надеялся превратить в развлекательную прогулку. Вся кельтская кавалерия проконсула бежала с поля боя. Цезарь потерпел сокрушительное поражение! Как только враги настигнут римского полководца, Луна понесет по галльской равнине его обезображенное бездыханное тело.

Но битва продолжалась несмотря ни на что.

Наблюдая за всем происходящим с безопасного расстояния, я отказывался верить своим глазам. Цезарь был близок к поражению, а я отчаянно молил всех богов последний раз смилостивиться над ним и подарить римлянам победу. Если честно, то меня беспокоила не столько судьба римлян, сколько мое будущее и будущее Ванды. Ведь, победив в битве, нервии наверняка сделают рабами всех, кого им удастся взять в плен. Моя судьба была неразрывно связана с военной удачей Цезаря. Воины нервиев наверняка не станут разбираться, кто я такой — кельтский раурик или римлянин!

Вдруг я увидел на поле боя Цезаря. Отличить его от множества других всадников можно было лишь по пурпурной накидке, развевавшейся у него за спиной. Проконсул выхватил щит из рук какого-то легионера и, ожесточенно жестикулируя, бросился вперед. Очевидно, он хотел собственным примером показать солдатам, что нужно продолжать сражаться. Цезарь оказался в первых рядах. Он направлял своего коня то в одну, то в другую сторону. Казалось, что везде, где появлялся Цезарь, он поднимал боевой дух римлян. Стоило воинам увидеть развевающуюся накидку своего полководца, как они тут же смыкали ряды, вновь формировали упорядоченное боевое построение и начинали теснить врага. Под натиском легионеров, которые словно обрели второе дыхание, кельты медленно отступали. Тем временем многочисленные заложники, которых везли на телегах в задней части обоза римского войска, убили немногочисленную охрану и, захватив запасных лошадей, обратились в бегство.

В тех местах, где поле боя было усеяно телами римлян и кельтов, но сражение уже не велось, поскольку основные действия разворачивались несколько в стороне, появились возницы и рабы. Словно стервятники, они набрасывались на трупы, даже несмотря на то что некоторые, едва сорвав с шеи какого-нибудь кельта золотой обруч или срезав с пояса кошелек, тут же падали, пронзенные стрелами. Смерть некоторых мародеров была не такой легкой — их рубили на куски мечами или топорами оказавшиеся поблизости воины Цезаря или Бодуогната.