Друид

— Ты прав, но у амфор также нет печальных лиц, — ответил я и жестом велел рабу налить в мой кубок еще фалернского. — Никогда в жизни я не стану работорговцем. Клянусь Таранисом, Езусом и Тевтатом! Пусть мое тело поглотит земля, пусть солнце сожжет меня, оставив лишь кучку выбеленных костей, пусть ветер никогда не наполнит мои легкие воздухом, если я говорю неправду! — оживленно жестикулируя, с чрезмерным пафосом произнес я.

Ванда притворялась, что не слышит моей речи, и старалась не встречаться со мной взглядом. Она со скучающим видом смотрела на раба, который наливал мне вино. Я знаю, о чем она думала в те мгновения. Ей казалось, будто я выставляю себя на посмешище. А мне было плевать! Разве какой-нибудь бог велел мне сидеть смирно и молчать, словно я не живой человек, а соляной столб? Если такой бог и существует, то его наверняка зовут не Суцеллос [25].

Похоже, Кретос был не в духе. Наверное, из-за того, что он еще не успел выпить столько же вина, сколько выпил я. А может быть, по той причине, что он где-то уже успел выпить слишком много и сейчас находился в том меланхолическом настроении, которое обычно предшествует похмелью. Кретос торопливо проглатывал кусок за куском и пил фалернское в таких количествах, словно это была родниковая вода. Если честно, то у меня начало создаваться впечатление, будто мой старый знакомый купец из Массилии, продававший вино, решил умереть от обжорства.

— Почему это Корисиос должен стать работорговцем? — спросил Нигер Фабий. — Ведь он вряд ли сможет конкурировать с торговцами из Рима и Массилии. Как, по-твоему, он сможет доставить пару тысяч рабов, например, отсюда в какой-нибудь большой город? У работорговцев есть целые армии наемников, которые охраняют их живой товар. Они ведут торговлю напрямую с самим Цезарем и за одну сделку покупают у него двадцать, тридцать, а то и пятьдесят тысяч рабов.

— Я бы взял его к себе на службу, — сказал Кретос и тут же окинул меня оценивающим взглядом. — У меня достаточно денег и наемников, чтобы начать заниматься этим довольно прибыльным делом.

— Если кто-нибудь за один раз доставит в Рим пятьдесят тысяч рабов, то цены упадут настолько, что торговать ими станет невыгодно, — рассмеялся я. — Если честно, то я с гораздо большим удовольствием изобрел бы что-нибудь. Например, какое-нибудь устройство, способное уничтожить целый легион… Или несколько легионов сразу!

Кретос недовольно покосился на меня. Думаю, он всерьез подумывал о том, чтобы начать торговать рабами. Я же своим идиотским замечанием разочаровал его. Мы ели и пили, придумывали боевые колесницы, изрыгающие огонь, колеса которых были бы снабжены острыми как бритва ножами. Ванда сидела в углу с видом обиженной жены и наблюдала за мной с нескрываемым презрением. Когда же я наконец попытался встать на ноги и не смог этого сделать самостоятельно, она, казалось, хотела испепелить меня взглядом. Уже не помню, как она отвела меня в шатер Нигера Фабия, который его рабы установили специально для гостей, остававшихся на ночь.

Потом мне рассказывали, будто я поздно ночью читал лошадям Нигера Фабия священные стихи, а затем решил объяснить его кобыле Луне, как по небосводу движутся светила. Слушая эти бессмысленные речи, Луна сделала шаг в мою сторону и легонько толкнула меня левым боком. Чрезмерное количество выпитого мною вина не улучшило мою способность держать равновесие, так что я тут же упал на землю. Не знаю, правда или нет, но мне сказали также, что я поцеловал свою рабыню, когда она подошла ко мне и помогла встать на ноги.

На следующий день рано утром кто-то отодвинул в сторону полотнище, прикрывавшее вход в нашу палатку, и во все горло выкрикнул мое имя. Это оказался Сильван, офицер, пустивший меня за несколько монет на территорию римской провинции.

— Корисиос, Цезарю срочно нужен переводчик! Делегация гельветов собирается переправиться через реку.

Я наскоро умылся в чаше с водой, которую мне протянул один из рабов Нигера Фабия, и тут же окончательно проснулся. Холодная вода мгновенно привела меня в чувство.

— Идем, Ванда. Нам нужно спешить.

Конечно же, я не горел желанием стать переводчиком Цезаря, но понимал, что благодаря такому стечению обстоятельств я мог с относительным комфортом переправиться на противоположную сторону.

Сильван провел нас к военному лагерю, который построили вчера легионеры. Там царило оживление. Перед каждой палаткой горели небольшие костры, над которыми висели котелки. Слуги легионеров кормили мулов, чистили оружие и снаряжение, мололи зерно, а кое-кто — те, кто был попроворнее, — уже пек в золе лепешки. У некоторых легионеров был свободный от службы день. В той части, где расположились ремесленники, уже кипела работа. Солдаты, у которых было недостаточно денег, чтобы дать взятку своему центуриону, чистили отхожие места. То тут, то там мы видели вооруженных аллоброгов, которые служили во вспомогательных войсках Цезаря и, очевидно, могли свободно передвигаться по лагерю.