Другое прошлое

Удивительно, но я не заплакала. Совсем нет. Наоборот, прижала письмо к лицу, вдыхая аромат бумаги двухсотлетней давности. У нас есть шанс! Мы будем вместе! И кто бы сейчас узнал в улыбающейся до ушей девушке вечно хмурую и депрессивную личность. Нет уж, больше никогда такой не буду

Хватаю следующие страницы и жадно впитываю текст. Но по мере чтения, хмуриться всё же пришлось. Бёртон писал сумбурно, перепрыгивая с мысли на мысль, но всё же стало понятно одно – предполагаемое окно откроется не раньше августа 2023 года, а это ещё почти три года! Опять накатило уныние. Три года! Это же очень много! А если не сработает? Нет, эту мысль нужно гнать от себя всем, чем можно. Сработает.

– Ну что, можно уже войти?

– Элиза! – вскакиваю я и бросаюсь герцогине на шею, – Это Эдвард! Он нашёл способ вернуть меня назад. Но только через три года! Что мне делать? Я с ума сойду ждать столько времени.

– Не сойдёшь, девочка. Я тебе помогу. Мы сделаем всё, чтобы вы с Эдвардом снова воссоединились.

И она, действительно, помогла. Мы часто встречались, общались через интернет, созванивались. Я познакомила Элизу с мамой и они быстро сдружились. Мы, действительно, как будто стали одной семьей. Ходили на пикники, концерты, ездили в путешествия. А еще я часто приглашала Генриетту на каникулы и мы довольно весело проводили вместе время.

Я больше не чувствовала себя одинокой, я не плакала ни разу с тех пор, как получила письмо. Зачем? Я убедила себя, что мы будем вместе, в этом нет сомнения достаточно было только потерпеть.

Но время было самое страшное в нашей истории. Как назло, в этот раз оно тянулось медленно, тягуче. Особенно тяжело было пережить первые полгода. Казалось, что дни издеваются и специально остановили свой бег.

Постепенно пришло успокоение. Не сразу, но всё же злость на время поутихла, остался только зуд ожидания. А вот последние месяцы выдались башенными.

Весной 2023 года Хильда, представитель исторического общества Лондона, связалась со мной и чуть было не разрушила весь мой с таким трудом склеенный мир. Дом Сент-Моров и вообще всю территорию района планировал выкупить большой застройщик и построить здесь новый микрорайон. И уже к июлю должны были снести все старые постройки! Не передать словами, как эта новость подействовала на нас с Элизой.

Немного попаниковав по женской привычке, мы собрали волю в кулак и начали действовать. Конечно, у нас не было столько денег и связей, чтобы помешать столько масштабному строительству. Но мы пошли на хитрость и запустили в сети флэшмоб по защите якобы важных для Англии исторических мест. Общественный ажиотаж сработал, стройку заморозили до ноября этого года. А нам больше было и не нужно.

И вот настал тот самый день. 24 августа. В записях Бёртона была указана другая дата, 21 августа, но мы с Элизой вовремя сообразили о небольших сдвигах времени, произошедших за почти 200 лет. Обращались к нескольким специалистам и в итоге рассчитали точную дату и время срабатывания коридора времени.

Но чем ближе подходил тот самый миг, тем больше меня одолевали сомнения. А вдруг мы ошиблись? Или нет никакой закономерности вовсе? Представить, что делать в этом случае, я не могла. Поэтому всеми силами прогоняла дурные мысли.

За два дня до поездки в Лондон, я, как могла попрощалась с мамой и братьями. Конечно, я не могла сказать им, что это наша последняя встреча. Но я написала огромное письмо, точнее целую тетрадь, где объяснила свой поступок. Письмо должна была передать Элиза, если всё пройдёт хорошо, если..

И всё равно душу терзало, что я опять причиняю боль родным людям. Но тяга к Эдварду была сильнее. За прошедшие годы она не уменьшилась ни на каплю, наоборот, усилилась. И я была уверена в своём выборе.

И вот я опять, как и 4 с половиной года назад, вставляю ключ в старую дубовую дверь, с благоговением слушаю скрип замка и щелчок затвора. Здесь ничего не изменилось. Я несколько рвалась сюда, хотела убедиться, что всё на месте, но понимала, что морально не потяну такой стресс.

Сейчас другое дело. Я иду к любимому.

Поправила большой рюкзак на плечах и двинулась вглубь залы. В этот раз со мной не было телефонов и вообще каких-то гаджетов. Там мне они не нужны. Весь рюкзак был забит антибиотиками, шприцами и другими медикаментами. Ну, и, конечно, письмами от мамы Эдварда, фотографиями её и Генриетты.

А вот и он. Портрет. Тот самый. На меня опять взирали глаза, полные жизни. От вида любимого лица, пусть и приукрашенного художником, всё тело наполнялось теплом.

Я посмотрела на часы. 11.45. По предположению Бёртона время начнёт меняться в полдень, а сколько это продлиться никто не знал. Но я верила, что успею. Не могло быть иначе! Не могло.

Я подошла ближе. Мой импровизированный постамент с прошлого раза лежал рядом. Перевернула обломок то ли шкафа, то ли кровати, подставив его вплотную к стене.