Другая жизнь

– Нет, не имеет, – сказала Глинис. – В этом воздухе есть нечто томное. Здесь вообще сложно представить, будто что-то имеет значение.

– Я скажу тебе, что единственно важно. – Шеп с тоской посмотрел на жену. – Нам надо было переехать сюда в 1997-м.

За следующие несколько дней – они казались вечностью, хотя прошло меньше недели, – Глинис почувствовала себя бодрее, и он было решил, что Филипп Гольдман ошибся в своих прогнозах. Они долго гуляли по пляжу, собирали причудливые ракушки. Наблюдали, как крабы прячутся в свои норки, птицы порхают над деревьями, стаи рыб выпрыгивают из воды рядом с пирсом и тут же ныряют обратно, рассекая рябь на поверхности и заставляя брызги взметаться вверх. Ближе к вечеру, когда безжалостно палящее солнце, смилостивившись, становилось ласковым, он брал жену за руку, и они заходили в море, ступая по чистому мягкому песку, играя с волнами прогревшейся за день воды.

В просторной душевой кабинке из дерева, устроенной на улице, он тщательно намылил ее тело, чтобы смыть соль с кожи, и промыл ступни, чтобы между пальцами не осталось ни одной песчинки. Освоившись в местном магазинчике, перед ужином он купил ей платье-рубашку из почти прозрачного хлопка и индийский шарф на голову. Чтобы ей не мешали москиты, он помазал ей за ушами специальным пахучим маслом, которое вполне можно было использовать как духи. На закате они вышли на пирс и устроились в баре, где Глинис неожиданно, без всякой причины заказала сложный коктейль с водкой и папайей. Возможно, не стоило пускаться во все тяжкие, но близко подкравшаяся смерть дает ощущение полной свободы, одно из того, что не имеет уже никакого значения, – потребление алкоголя.

У Глинис появился аппетит, за ужином она отломила несколько кусочков киша с лангустами, наколола на вилку несколько колечек кальмара и попробовала немного королевского горбыля из его тарелки. Они вспомнили свои давние исследовательские поездки; Глинис сказала, что Пемба напоминает ей о бухтах в Пуэрто-Эскондидо на побережье Мексики. («Напомни мне, – сказал Шеп, – что было не так, как ты хотела, в Пуэрто?» – «Слишком много американцев, – ответила Глинис».) В конце она спросила о его планах – какой дом он хочет построить и где. На третий день она даже заметила довольно игриво:

– Ты не монах по натуре. Я должна знать. Поскольку она остается… Ты считаешь Кэрол привлекательной?

Шеп был не настолько глуп, чтобы решить, что его жена решила выступить в роли свахи. Обладая собственническим и эгоистичным характером, она до последней недели не допускала мысли, что муж переживет ее. Поэтому у него был единственный вариант ответа:

– Ни в малейшей степени.

– Ты уверен? – подзадоривала его Глинис. – Она была первой красавицей в Северном – а теперь уже в Южном – полушарии.

– Я люблю женщин невысокого роста.

– Тебе приходилось любить.

– Кроме того, она слишком хорошая. – Он покачал головой. – Не хватает темных пятен.

Хотя лично он считал, что после того, что она увидела последний раз в кухне дома в Виндзор-Террас, «темные пятна» у нее непременно появятся.

– У тебя самого не так много недостатков, – сказала Глинис.

– Именно. Поэтому мне необходим хотя бы один.

Щеп был чрезвычайно признателен ей за возможность поговорить о будущем без нее. Он противился этим мыслям, но постоянно возвращался к ним и всегда испытывал вину, но никогда не думал о суевериях, будто бы хотел сглазить ее или мечтал остаться вдовцом. Теперь, когда тема перестала быть запретной, он удивился, поняв, что может даже относиться к этому с юмором.

– Знаешь, я планирую похоронить тебя во дворе, – весело сказал он после десерта. – Как домашнюю собаку.

Когда они легли в постель, постоянные перебранки между Фликой и сестрой в соседней комнате заглушал щебет цикад и гогот обезьян, прыгающих по деревьям. Он читал ей вслух Хемингуэя. Он спел ей колыбельные, которые помнил с детства, когда мама пела их им с сестрой на ночь; у мамы был высокий чистый голос, он незримо присутствовал рядом, даря ощущение покоя и защищенности: День прошел. Устало солнце. Тихо скрылось за оконце. За моря, за поля, за озера и моря. …Все хорошо. Сладко спи. С нами Бог.

Вечером четвертого дня он зажег свечи и стал массировать ей ноги с маслом лемонграсса, ступни стали гладкими после долгих прогулок по песку. Он поднимался выше, проводя руками по худым икрам, и касался бедра, удивляясь, что красивую форму ее ног не смог испортить даже рак, но одновременно поражался, как мало плоти лежит сейчас в его ладони, как сморщилась кожа. Он прервался и взял пузырек с маслом. Когда его ладонь легла ей на живот, она сжала его запястье. Он знал, как болезненно она относится к шраму, оставшемуся после операции, и не любит, когда его трогают. Однако она опускала его руку все ниже, к тому месту, где потеря волос воспринималась им особенно остро. Он вопросительно посмотрел на жену.

– Эта москитная сетка, – тихо произнесла Глинис, – она ведь не похожа на свадебный балдахин? Напротив, очень похожа.