— Кесей хи коснулся сейджина? — Глаза сестры Эмили расширились, и Мерлин покачал головой.
— Я бы никогда не стал делать таких заявлений, сестра, — сказал он ей. — И, поверьте мне, вокруг меня не горит священный огонь! — Он криво улыбнулся ей. — Мадам Парсан — ну, на самом деле, полагаю, Мать Ниниан — обладает несколько сомнительным чувством юмора. Уверен, что вы сами это заметили.
Эйва бросила на него насмешливый взгляд, и монахиня усмехнулась. Эта игра, казалось, расслабила ее, и она откинулась на спинку стула.
— Правда в том, Эмили, — сказала тогда Эйва, — что, когда святой Коди писал о своем хикоусене, он на самом деле не имел в виду кесей хи, как мы думали. Хикоусен на самом деле был… сосудом, наделенным силой тайн архангелов, полагаю, это, вероятно, лучший способ описать это. Сейджин Мерлин может призвать такой же сосуд к себе на службу, когда ему это потребуется, но кесей хи, который окутывал хикоусены самих архангелов, был виден смертным только потому, что они были собственными транспортными средствами архангелов.
Глаза сестры Эмили снова расширились, на этот раз скорее от удивления, чем от шока, и Мерлин серьезно кивнул. Это противоречило здравому смыслу, придавая даже мимолетное правдоподобие лжи об «архангелах», но едва ли это был первый раз, когда ему приходилось осторожно подходить к мерам веры Сейфхолда. И, как продемонстрировала Сандария Гэтфрид, даже сестра святого Коди, вероятно, была плохо подготовлена к одновременному разрушению всего, на чем ее воспитывали, чтобы поверить. Если Сандарии было трудно принять правду, даже имея доказательства пещеры Нимуэ вокруг нее, как кто-то мог ожидать, что сестра Эмили примет ее без этих доказательств?
Эйва была права… снова, — признал он. — Возможно, мне это не нравится, но явно пришло время для варианта гамбита «сейджин видит видения».
И, как и в случае с королем Хааралдом и его советниками, это объяснение было полностью правдивым… насколько это было возможно. Это было важно для него, и Эйва согласилась, что очень важно, чтобы они никогда не лгали сестрам. Потенциальные последствия, если те, кто им доверял, обнаружат, что им солгали, были достаточно плохими, чтобы задумываться над ними, но, несмотря на все маски, которые Эйва была вынуждена надевать, все время, когда у нее не было выбора, кроме как притворяться, ее позиция была продиктована как моральными соображениями, так и прагматизмом. Она обязана рассказать сестрам правду; если она не могла дать им это полностью, она, по крайней мере, не дала бы им никакой лжи вместо этого.
— Несмотря на то, что у сейджина Мерлина есть доступ к его собственному хикоусену, он не может просто носиться в нем по миру, — продолжила она сейчас. — По крайней мере, не открыто. Уверена, вы можете себе представить, как Клинтан и инквизиция осудили бы это как доказательство его демонического происхождения, особенно если бы кесей хи не прикасался к нему всякий раз, когда его видели!
Она закатила глаза, и сестра Эмили выразительно кивнула.
— Ну, по тем же причинам я тоже не могу внезапно появиться в Зионе — или где-либо еще, если уж на то пошло. — На этот раз Эйва тихо рассмеялась. — Реакция ваших Хранительниц, когда мы с сейджином поднялись по склону горы, достаточно ясно показывает это, не так ли?
Сестра Эмили снова кивнула, сверкнув зимне-голубыми глазами, и Эйва улыбнулась ей в ответ, затем позволила своему лицу снова стать серьезным.
— Настоящая причина, по которой сейджин привел меня сюда, заключалась в том, чтобы позволить ему изучить дневник, Эмили. Как записал сам святой Коди, к сейджинам прикасается только аншинритсумей. Несмотря на все их другие способности, они не ангелы и не архангелы, и он хочет проконсультироваться с сообщением святого Коди о войне против падших, чтобы получить какое-либо понимание, которое оно может дать. И, — она спокойно встретилась взглядом с сестрой Эмили, — прочитать разделы дневника, которые мы никогда не могли сами.
Гробница святого Коди была прекрасна.
Часовня, посвященная Бедар, была достаточно красивой, хотя и маленькой. Простые покои Хранительниц были наполовину построены и наполовину вырезаны в камне стен пещеры по обе стороны от входа. Сам этот вход был закрыт каменной стеной, пронизанной четырьмя прекрасными витражами, на которых были изображены знаменитые эпизоды из «Деяний архангела Бедар на Сейфхолде». Зимой через них проникало мало света, но летом они, должно быть, превращали интерьер пещеры в витрину с богато окрашенной подсветкой. Этот свет также был направлен внутрь, туда, где часовня архангела, над которой возвышалась ее статуя, держащая лампу, ее символ, закрывала конец пещеры.
Или, во всяком случае, то, что казалось его концом.