Дрожь в основании ада

Сова просто решил, что обе ПИКИ, бегающие по Сейфхолду, были эмансипированными личностями, и поскольку Нимуэ Чуэрио была на семь лет младше Мерлина Этроуза, он был старше ее по времени службы и поэтому оставался старшим офицером ФЗФ в Сейфхолде. Однако, чтобы избежать путаницы в отношении того, к кому он мог обращаться в любой данный момент, Мерлин стал «коммандером Этроузом», а Нимуэ — «коммандером Чуэрио». Это имело совершенно разумный смысл и полностью соответствовало — ну, почти идеально, учитывая взломанное состояние программного обеспечения Мерлина — законам Федерации, но каждый раз, когда Сова использовал ту или иную форму обращения, Мерлин чувствовал, как от него ускользает немного больше человеческого существа, которым он когда-то был. По правде говоря, теперь он гораздо больше думал о себе как о Мерлине, чем как о Нимуэ. Возможно, это было бы неизбежно в любом случае, но существование его «младшей сестры», казалось, ускорило процесс и убыстрило его, и он не был уверен в своих чувствах по этому поводу.

— Сделай это, Сова, — сказал он после самой короткой паузы. — И когда вы доберетесь туда, Эйва, обязательно передайте мои наилучшие пожелания Сандарии и нашим гостям.

— Так и сделаю, — ответила она, а затем ее собственное выражение лица стало серьезным. — Я только надеюсь, что мы когда-нибудь сможем позволить им покинуть пещеру.

— Думаю, это получится. И даже если мы никогда не сможем, — лицо Мерлина посуровело, и на мгновение Дайэлидд Мэб посмотрел на нее своими сапфировыми глазами, — это все равно стоило каждой минуты.

— Вы правы, — тихо сказала она и положила руку на его покрытую шрамами щеку. Затем она наклонилась ближе, поцеловала его в лоб и выпрямилась с нежной улыбкой. — И я передам им вашу любовь, а также ваши наилучшие пожелания, — пообещала она.

XVIII

Лагерь Диннис, озеро Айсик, провинция Тарика, республика Сиддармарк

— Я уже говорил с вами об этом раньше, отец, — холодно сказал епископ Мейкел Жинкинс. — Я не думаю, что вы должным образом оцениваете серьезность своего проступка.

Отец Эйзак Момотани взглянул через стол на человека, который управлял лагерем Диннис. Жинкинс был темноволосым и темноглазым, и в данный момент эти глаза были осколками коричневого агата на железном лице.

— Заключенные в этом лагере находятся здесь, потому что у Матери-Церкви есть веские основания подозревать их в ереси и богохульстве, — продолжил епископ. — Подавляющее большинство из них — как вы знаете так же хорошо, как и я, — исповедуются и признают свои грехи в свое время. Вы не оказываете им никакой услуги, намекая им своими действиями на то, что Мать-Церковь не будет в свое время требовать от всех них полного и подробного отчета за их преступления против нее, Бога и архангелов. Вы намеренно пытаетесь помешать святой миссии инквизиции, отец? И готовы ли вы к последствиям, если это действительно ваше намерение?

Он сделал паузу, свирепо глядя на младшего священника в зеленой рясе паскуалата, явно требуя ответа.

— Милорд, — сказал Момотани, — у меня нет желания препятствовать инквизиции, но у меня есть свои обеты. К ним относится исцеление любого дитя Божьего.

— Еретики отрезали себя от Бога по собственной воле! — огрызнулся Жинкинс. — Мать-Церковь даст отпущение грехов за истинное раскаяние в любом меньшем грехе, однако святой Шулер совершенно ясно дал понять, что не может быть отпущения грехов за ересь и нарушение Запретов. Бог может простить тех, кто раскаивается, даже на краю могилы, но это потому, что Бог наделен властью прощать то, чего не может простить человек. А еретики, отец, отлучаются от церкви, изгоняются и прокляты. Мы обязаны предать их Наказанию, и на них не распространяются клятвы ваших целителей.

— Это вполне может быть правдой, милорд. Я паскуалат, а не шулерит, и никогда не утверждал, что я инквизитор. Я также не оспариваю ваше прочтение Книги Шулера и того, что она требует, и я бы никогда не стал противопоставлять свое суждение суждению Матери-Церкви. Тем не менее, сама Мать-Церковь учит, что до тех пор, пока чья-то вина не будет доказана и он будет осужден как еретик, этот человек должен считаться невиновным — как и все дети Божьи должны считаться невиновными, пока не будет доказано что-то еще. И поэтому я обязан исцелять их раны, когда это возможно, до тех пор, пока инквизиция не проверит их полностью и не осудит за их преступления.

Он непоколебимо встретил пылающий взгляд епископа, и Жинкинс подавил желание закричать в лицо дерзкому молодому ублюдку.