Дрожь и оцепенение

Я подчинилась новому предписанию, радуясь возможности реже посещать то место, где я имела тягостную привилегию узнать о том, что японский мужчина отнюдь не обладал изысканными манерами. Насколько японка боялась малейшего шума, производимого собственной персоной, настолько же мало это заботило японца самца.

Не смотря на то, что я теперь реже бывала в мужской уборной, служащие отдела молочных продуктов продолжали избегать посещения туалета на 44 этаже.

Под давлением их шефа, бойкот продолжался. Да снизойдет на господина Тенси вечная благодать.

По правде говоря, со времени моего назначения на этот пост, посещение туалетов на предприятии превратилось в политический акт.

Мужчина, который продолжал посещать уборную на 44 этаже, рассуждал так: "Я во всем подчиняюсь начальству, и меня не интересует, унижают ли здесь иностранцев. Впрочем, им нечего делать в Юмимото."

Тот, кто отказывался посещать родной туалет, выражал следующую точку зрения: "При всем моем уважении к начальству, я позволяю себе критически относиться к некоторым его решениям. Я также думаю, что было бы выгоднее использовать иностранцев на более ответственных постах, там, где они могли бы приносить пользу".

Никогда еще отхожее место не становилось ареной столь ожесточенных идеологических споров.

У каждого в жизни однажды случается первый шок, который потом делит жизнь на "до" и "после", и одного мимолетного воспоминания о котором достаточно, чтобы снова испытать безотчетный и неизлечимый животный ужас.

Женский туалет компании Юмимото был замечателен тем, что в нем было большое застекленное окно. В моей жизни оно занимало огромное место, я часами простаивала, прислонившись лбом к стеклу, бросаясь в пустоту. Я видела, как падает мое тело, ощущение этого падения было так сильно, что у меня кружилась голова. Именно по этой причине я утверждаю, что никогда не скучала на своем рабочем месте.

Я была полностью поглощена дефенестрацией*, когда разразилась новая драма. Я услышала, как позади меня отворилась дверь. Это могла быть только Фубуки, однако, это был не тот быстрый и отчетливый звук, с которым моя начальница толкала калитку. И шаги, которые затем последовали, не были шагами туфель. Это был тяжелый топот снежного человека в период гона.

Все произошло очень быстро, и я едва успела повернуться, чтобы увидеть нависшую надо мной тушу вице-президента.

На мгновение я была ошеломлена ("Боже! Мужчина -- если этот жирный кусок сала можно назвать мужчиной -- в дамской комнате!"), затем меня охватила паника.

Он схватил меня, как Кинг-Конг блондинку, и выволок наружу. Я была игрушкой в его руках. Мой страх достиг предела, когда я увидела, что он тащит меня в мужской туалет.

Я вспомнила угрозу Фубуки: "Вы еще не знаете, что с вами может случиться". Она не блефовала. Настал час расплаты за мои грехи. Мое сердце замерло. Мой мозг составил завещание.

Помню, я подумала: "Он изнасилует тебя и убьет. Да, но в какой последовательности? Хорошо бы сначала убил!"

Какой-то мужчина мыл руки. Увы, его присутствие ничего не изменило в намерениях господина Омоши. Он открыл дверь одной из кабинок и толкнул меня к унитазу.

"Твой час настал", - подумала я.

А он принялся конвульсивно выкрикивать три слога. Мой ужас был так велик, что я его не понимала, но, должно быть, это было нечто вроде крика "банзай" для камикадзе во время сексуального насилия.

В безумной ярости он продолжал выкрикивать эти три звука. Внезапно, на меня снизошло просветление, и я смогла расшифровать это урчание:

- Но пепа! Но пепа!

На японо-американском это означало:

- No paper! No paper!

Такую деликатную манеру избрал вице-президент, чтобы оповестить меня о том, что в кабинке не было бумаги.

Я без лишних слов побежала к чуланчику, ключи от которого хранились у меня, и бегом вернулась обратно. Ноги мои дрожали, руки были увешаны рулонами туалетной бумаги. Господин Омоши наблюдал за тем, как я ее вешаю, затем прорычал что-то не очень лестное, вытолкнул меня наружу и уединился во вновь оборудованной кабинке.

В совершенно растрепанных чувствах я скрылась в женской уборной. Там я присела на корточки в уголке и залилась горькими слезами.

Как нарочно, Фубуки выбрала именно этот момент, чтобы почистить зубы. Я увидела в зеркало, как она с полным пастой ртом смотрела на мои рыдания. В глазах ее светилось ликование.

На одно мгновение я так возненавидела свою начальницу, что пожелала ей смерти. Внезапно подумав о созвучии ее фамилии с подходящим латинским словом, я чуть не крикнула ей: "Memento mori!"*

Шесть лет назад я смотрела японский фильм, который мне очень понравился. Назывался он "Фурио", а в английском варианте "С рождеством, мистер Лоуренс". Действие разворачивалось во время войны в Тихом океане в 1944 году. Отряд английских солдат содержался в плену в японском лагере. Между англичанином (Дэвидом Боуи) и японским командиром (Рюиши Сакамото) завязывались отношения, которые некоторые школьные учебники называют "парадоксальными".