Дрянь

— Известно где… — с тоской ответил Кошечкин. — Помыкался там с неделю в ихних канцеляриях, а потом надоумили добрые люди: за шесть бутылок водки вынесли мне прямо через проходную два полных кармана…

— Так-с, — подвел итоги Северин и захлопнул крышку чемодана. — А ведь мы вас не за этим искали. Нам надо с вами поговорить про одного вашего старого знакомого. Яропов Илья, помните такого?

— Пиявка? — с изумлением повернулся к нам Кошечкин. — Да я про него и думать забыл!

— Самое время вспомнить, — заметил Стас. Через сорок минут я захлопнул свой блокнот.

— Спасибо, — сказал Кошечкину Северин, крепко пожимая ему руку.

— Ас этим что? — растерянно поинтересовался тот, кивая на чемодан.

Стас недоуменно пожал плечами. А я предложил:

— Набери-ка номер этого своего шефа. Кто там у вас?

— Начальник отдела снабжения, — ответил Валерий, снимая трубку. — Алло, Иван Тимофеевич, это я…

Мембрана работала хорошо, и мы все ясно услышали рокочущий начальственный басок:

— Привез?

Северин перехватил трубку.

— Иван Тимофеевич, день добрый, капитан Северин из уголовного розыска беспокоит. Тут вот у вашего товарища в портфеле лежит некоторое количество… э… резисторов. Вы посылали его именно за ними?

Была пауза. Потом последовал уверенный рокочущий ответ:

— Товарища Кошечкина посылали выбить для нашего предприятия фонды на эти резисторы. Никто не уполномочивал его добывать их, так сказать… в натуральном виде.

— Не уполномочивал? — переспросил Северин.

— Нет, — твердо ответили ему.

Валерий Кошечкин слушал, вжав голову в плечи.

— Но без этих резисторов действительно стоит линия? — продолжал заинтересованно расспрашивать Северин.

— Стоит, — вполне по-человечески вздохнули на том конце провода.

— Тогда последний вопрос, Иван Тимофеевич: вам честь завода очень дорога?

— Что? — крякнула трубка.

— Ничего, — ответил Северин и тихонько положил ее на рычаги. — Собирай манатки, — повернулся он потом к Кошечкину, — и дуй отсюда. За помощь спасибо. А завтра начинай искать другую работу. Эта тебе не подходит.

И вот мы снова — в который раз! — сидим напротив друг друга в балакинском кабинете. На столе перед нами два пухлых тома яроповского дела. Но если верить Диме (а верить ему, безусловно, надо), нас может интересовать здесь лишь самый первый документ. А именно, рапорт о том, как в одну прекрасную ночь был накрыт притон Пиявки.

Будем говорить прямо, тогда, семь лет назад, наши коллеги поработали неважно. В рапорте это даже не приходится читать между строк. Есть и виновник — тот самый участковый предпенсионного возраста. Бесшумно проникнув под утро в квартиру, предводительствуемые им (как знатоком местности) оперативники заблудились в огромном коммунальном коридоре, в темноте вломились не в ту дверь, разбудили соседей. Под шумок кто-то вырубил пробки, и, как предполагается, часть посетителей заведения успела смыться через знакомый нам, но, увы, неведомый участковому черный ход.

На месте, кроме хозяина, остались всего трое. Да и то сказать — на месте! В соседней пустующей комнате, из которой одни жильцы уехали, а других еще не заселили, двое мужчин играли в карты при свечах. Женщина, вернее, молоденькая девушка спала тут же, на брошенном в угол старом матрасе и проснулась только, когда в комнату вошли с фонарями. По заключению экспертизы, все задержанные находились в различных стадиях наркотического опьянения. Но поскольку наркотиков при них обнаружено не было, их утром отпустили. В дальнейшем, на следствии и на суде, давая свидетельские показания, они повторяли в общем одно и то же: у Яропова в квартире бывали, друг с другом, а также с другими посетителями притона знакомы только в лицо, если и приходилось употреблять наркотики, так лишь те, что предлагал Пиявка…

— Я вот тут подсобрал кое-какие данные на этих трех задержанных, — скромно сообщил Балакин, вынимая из ящика стола листок бумаги. — Номер первый некто Кострюмин Валентин Анатольевич, 1946 года рождения, дважды судимый, оба раза за кражи личного имущества. Судя по манере изложения на допросах — натуральный вор-рецидивист. «Гражданин начальник» и все такое прочее. В момент задержания инвалид второй группы, психбольной. В 1983 году скончался в токсикологическом отделении больницы Склифосовского от острого отравления наркотическими веществами.

— Бедняжка, — пробормотал Северин.

— Номер второй, — продолжал Дима, — Данилевский Виктор Павлович, 1951 года рождения, член московского групкома графиков, фотограф. На момент задержания не судимый. Этот не чета первому — интеллигент! Все объяснения писал собственноручно и довольно грамотно, да еще со всякими вывертами: «учитывая вышеизложенное», «считаю долгом сообщить уважаемым органам», «см. выше» и так далее. Поскольку ничего больше для его характеристики нет…

— Есть, — между прочим вставил Северин, но Балакин не остановился, только брови приподнял в знак того, что воспринял информацию, и продолжал: