Дри Ада

— Но я не чувствую никаких изменений, — вместо слов благодарности, заявила я. — Возможно, отец, вы ошиблись и перепутали мое дерево.

Высказывать вслух то, что почтенный древень мог и солгать ради выгодного союза, разумно не стала.

Дело в том, что как только зацветает дерево дриады, ее природная сила возрастает десятикратно. А у таких как я, полукровок, чья сила изначально вполовину меньше, должна увеличиться хотя бы в пять раз. Поэтому мои сомнения были вполне обоснованными.

— Адоч… — родитель запнулся, ласковое обращение и для него было непривычным. Но все-таки продолжил: — Адочка, ты же знаешь, что у "необычных" сила возрастает не сразу. Может пройти достаточно много времени, прежде чем ты осознаешь свою новую мощь. К тому же, если бы ты была дома, то смогла бы своими глазами убедиться в правдивости моих слов.

"Необычными" лесной народец называл всех полукровок. Причем говорилось это с такой интонацией, что под этим словом, казалось, имеют в виду ущербных или инвалидов. Уж лучше бы называли нас полукровками, не так обидно было бы.

Но, судя по последней фразе, мои невысказанные подозрения не укрылись от отца. И я оценила очередной укол легкой полуулыбкой.

— Значит, у меня есть как минимум месяц, чтобы найти достойного супруга, — наблюдая из-под ресниц за реакцией отца, мягко сказала я.

Несмотря на свою многовековую выдержку, родитель скривился от моих слов, но быстро взял себя в руки и сказал с нарочитой грустью:

— Дорогая, боюсь тебя огорчить, но времени у тебя в два раза меньше. Совет состоится через две недели.

Я изумленно приоткрыла рот, но отец продолжил, не дав вставить мне ни слова:

— Адочка, ты же сама понимаешь, что по меркам лесного народа ты уже давно засиделась в невестах. Я даже подумывал, что гены твой матери проснулись. И поэтому твое дерево не может зацвести.

— Отец, ты же помнишь, что мое дерево очень редкое и малоизученное. И нет ничего странного, что оно так долго не зацветало, — внешне спокойно ответила я, хотя внутренне вся сжалась.

До сих пор не могла спокойно говорить о своей матери — темной суккубе, которая так легко отказалась от меня, узнав, что у меня проявился светлый дар. Фангорн знал об этом и старался не вспоминать о ней. За что я ему была очень признательна. Но иногда все же бередил старые раны, когда ему надо было сильно нажать на меня, чтобы получить желаемое.

Я с новым интересом пристально посмотрела на отца. Что же его заставило надавить на больную мозоль? Или лучше будет спросить — кто?

— Девочка моя, — поймав мой взгляд, продолжил увещевать родитель. — Я нашел для тебя подходящего мужа. Он богат, знатен и достаточно молод, чтобы не стать для тебя обузой. Я прошу тебя, познакомься с ним. Думаю, что вы найдете много общего друг с другом.

— Достаточно, — резко поднимаясь, оборвала речь отца. — Я сама выберу для себя мужа.

— Ты ведь можешь и ошибиться, — поджав красивые губы, холодно ответил древень. — Влюбишься в какого-нибудь темного, а потом всю жизнь жалеть об этом будешь. Как я с твоей матерью.

Опять удар под дых. Я задохнулась от обиды и горечи, хватая ртом воздух.

Фангорн Дри лишь однажды, будучи сильно в нетрезвом состоянии допустил ошибку, проведя веселую ночь в объятиях страстной темной суккубы. Эта ночь не осталась без последствий. После нескольких ужасных, по словам отца, для него и для моей матери месяцев родилась я. Где-то до пяти лет родитель называл меня ласково — ошибкой молодости.

Но как только росток моего дерева достаточно окреп и простой ствол начал разветвляться, вся нежность и теплота пропала из наших отношений, оставив лишь вежливость и прохладу.

И словно в ответ на такую резкую перемену на толстых ветках моего дерева выросли острые листья. С того момента каждая ветвь завершалась плотным пучком густорасположенных серовато-зеленых, кожистых, линейно-мечевидных листьев. Они были полметра в длину и два-четыре сантиметра в ширину в середине пластинки, с ярко выделяющимися жилками. Листики несколько суживались к основанию и заострялись к верхушке.

Отец часто с удивлением и толикой восхищения говорил, что тогда связанное со мной дерево словно ощетинилось на весь мир. Кстати, чтобы не говорил отец, но на него все-таки повлияли гены моей матери. Если сделать надрез на коре, то на поверхности ствола выступал красный смолянистый сок, который лесной народ назвал "кровью". Эта уникальная смола могла увеличить силу заклинаний для любви и сексуальности, но чаще всего ее использовали как средство увеличения потенции. Стоит ли говорить насколько ценными были я и мое дерево, называемое "Кровью дракона"?

Его круглосуточно охраняли несколько стражников из рода Дри и защитная магии главы рода, то есть отца. Плюс, ко всему прочему, к восемнадцати годам я придумала свое действующее заклинание, которое не позволяло подходить к связанному со мной дереву ближе пяти шагов даже самому могущественному древеню, как мой родитель.